«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 38-я: Дело братьев Старостиных. Окончание

Судьба братьев Старостиных после ареста, и первые годы "Спартака" без Старостиных - в изложении Боба Эдельмана из его книги о культурной истории советского футбола.

Виновные или нет, братья и их «сообщники» были отправлены в разные лагеря системы ГУЛАГа. Николая сначала этапировали в Сибирь, в Ухту. Он вспоминал, что рабочий режим там был настолько ужасен, что в среднем в день погибало по 40 человек. Ему приходилось видеть горы трупов. И вновь, основатель «Спартака» был спасен благодаря футболу. Прибыв в Ухту после трехмесячной пересылки из Москвы, Николай был встречен на платформе несколькими знакомыми — игравшими в футбол в Москве еще до начала войны. Часть из них были заключенными, часть — рабочими, направленными на службу на Дальний Восток. Они сообщили, что забирают его на встречу с генералом Бурдаковым, начальником ухтинского лагеря. Генерал, большой футбольный фанат, как и Берия, имел на Старостина большие планы.

Бурдаков выиграл внутрибюрократическую схватку за право «принять» у себя футбольную знаменитость. Во время войны чемпионат СССР по футболу во всех лигах был приостановлен, но жители Союза, как и их собратья по всему миру, играли везде, где только могли. У Ухты была своя команда, спонсируемая госбезопаностью, и игравшая в одной из низших лиг. Не ставя в известность Берию, Бурдаков предложил Старостину возглавить эту команду. В обмен Николай получал круглосуточный пропуск, дававший право работать за пределами лагеря, и разрешение ночевать на тренировочной базе команды, а не в жутких лагерных бараках. Андрей, Александр и Пётр — все получили похоже предложения. Все преуспели в своих новых командах и приглянулись своим новым «патронам». После окончания войны братья стали наемными работниками спортобщества «Динамо». По сути, они сделали это с молчаливого разрешения Берии, если и не с его благословения. Старостин позднее напишет, что был спасен «магией» футбола: «С годами я перестал удивляться тому, что начальники, бывшие вершителями судеб тысяч и тысяч людей, олицетворением бесчеловечности и ужасов ГУЛАГа, столь благожелательно относились ко всему, что касалось футбола. Их необъятная власть над людьми была ничто по сравнению с властью футбола над ними».

Андрей был также отправлен на север, в еще только строящийся город Норильск. К его прибытию местные руководители предложили ему заняться организацией физкультуры и спорта в регионе. Он также тренировал норильское «Динамо», за которое выступало несколько бывших профессионалов и полный комплект сильно пьющих уголовников. По описаниям, жизнь Андрея в Норильске была более стабильной, чем у Николая, она скорее напоминала изгнание, нежели заключение. Слово «лагерь» лишь мельком упоминается в одной из его книг. Однажды, ближе к концу срока, ему даже удалось получить свидание с женой. Александр, не оставивший письменных свидетельств о своем опыте, отбывал наказание далеко на Воркуте, однако быстро был переправлен в уральский город Пермь (тогда называвшийся Молотов). Там он также тренировал футбольную команду. Ни одно из этих обстоятельств прямо не сообщалось Берии — было понятно, что они ему не понравятся. Пермь была одной из центральных лагерных пересылок, перевалочным пунктом, именно там Александру выпало счастье на месяц встретиться с Николаем. Менее известны обстоятельства жизни Петра во время войны, однако кажется, что ему пришлось тяжелее других, заключение серьезно подорвало его здоровье. Все четверо братьев были отпущены в 1954-м году, вместе с первыми группами самых привилегированных заключенных. Им были возвращены их квартиры, они возобновили свои спортивные дела. Все были реабилитированы.

В их отсутствие, «Спартак» принимал участие в сильно ужатой, но все же далеко не исчезнувшей военной футбольной жизни. В годы тяжелых сражений футбольная лига была закрыта, но городские чемпионаты тем не менее разыгрывались, также как и кубковые турниры. Оставшись без менеджерских талантов Николая, «Спартак» стал испытывать трудности с привлечением новых игроков. Напротив, армейские команды и «Динамо» только набирали обороты. Большинство спартаковских игроков работали в оборонной индустрии, однако другие клубы добивались возможностей забрать их себе. Множество таких переходов были вполне успешными. Хотя спартаковские болельщики не знали, где находятся Старостины, практически всем было известно, что братья арестованы. Старостины были слишком популярны для того, чтобы просто исчезнуть. Это все равно как если бы Пеле арестовали во времена бразильской диктатуры. Несмотря на трудности, дела в 1942-м шли не так плохо. «Динамо» выиграло весенний сезон; «Спартак» - осенний, обыграв «Динамо» в городском кубковом финале, 2:0, в присутствие 30.000 зрителей на стадионе «Сталинец». 

Следующие два года были менее удачными. В военное время, футбольная команда армии стала сильнейшей в СССР, выиграв московскую лигу в 1943-м, и став второй в 1944-м. «Динамо» было в состоянии сохранить своих сильнейших игроков, и также поддерживать высокий уровень игры. Тем не менее, и здесь у «Спартака» были свои знаменательные моменты. Почти сразу же после освобождения Сталинграда в 1943-м, «Спартак» был приглашен сыграть матч с наспех собранной сборной города на местном стадионе. Он был выбран, поскольку выиграл урезанный городской кубковый турнир в 1942-м. Все игроки взяли с собой полные комплекты спортивного инвентаря. Полет должен был пройти рядом с линией фронта, и был небезопасен. После предупреждения о возможной немецкой атаке, полет был отложен до раннего утра в день игры. Все прибыли к месту действия изрядно истощенными. Под аккомпанемент летавшего над стадионом штурмовика, местные, которым пришлось разыскивать одноклубников по всему разрушенному городу, победили 1:0 перед лицом 10.000 болельщиков. Все присутствовавшие на стадионе в тот момент уже понимали, что ход войны переломлен и, рано или поздно, будет одержана победа.

Выставочные туры поднимали моральный дух и создавали некоторое ощущение нормальной жизни — так путешествовали практически все большие команды. «Спартак» сыграл 13 игр в том году, включая матчи в центральной Азии, где игроки прошли некое подобие предсезонки. С сезоном длиной в 14 матчей, они вполне могли чувствовать себя действующими футболистами. Посреди ужасного военного конфликта, футбол продолжал жить — так было во всем мире. Составы команд были непостоянными, игроки перетекали из одного клуба в другой. Несколько спартаковцев стали играть за ленинградский «Зенит», эвакуированный из города подальше от линии фронта. Для «Спартака» футбольной вершиной военного времени стал полуфинал национального кубка в 1944-м году, матч с «Зенитом». Стадион «Динамо» был вновь открыт, что было еще одним знаком приближающейся победы в войне. 50.000 болельщиков пришли на этот праздник. Люди встречали на стадионе друзей, которых не видели с самого начала войны. Среди этих счастливых встреч, первый матч был сыгран вничью, 2:2. Переигровка была назначена на следующий день, вновь на стадионе было 50 тысяч, и в этот раз «Зенит» победил — 1:0. Впрочем, в тот день проигравших не было.

***

Братья Старостины пропустили все эти события — как и многие другие из тех, что произошли во время войны, и в первые послевоенные годы. Несмотря на хорошо задокументированные подробности того, что делало в то время сталинское «правосудие», причины ареста братьев и их заключение, вызывают сомнения и вопросы, относительно их занятий до войны. В особенности судебные обвинения 1943-го года вступают в противоречие с послевоенной репутацией Николая как человека кристально чистого и неподкупного. После возвращения он действовал очень осторожно, хотя мог быть и не вполне честен в своих делах до войны. Только те, кто пытаются сделать из него святого, могут полностью отрицать, что какие-то «левые» дела вполне могли иметь место. Позднее, уже в оттепель, стало ясно, что коррупция такого рода была огромной частью реалий военного времени. В защиту Старостиных надо заметить, что это были очень сложные и страшные времена, и нужно быть чрезвычайно аккуратными в суждениях о том, что такое было хорошо и что такое плохо в тех обстоятельствах. Множество порядочных мужчин и женщин были вынуждены из-за жизненных обстоятельств совершать не слишком достойные поступки, в то время как настоящие аморальные чудовища вдруг могли быть способны на геройство. В конце концов, что это вообще значит — нарушить закон, в то время, когда никакого закона толком и не существовало? Дело Старостиных еще раз показывает, какой сложной и неоднозначной была жизнь советского человека во время самой ужасной войны в мировой истории.

Та же двусмысленность присутствует и в рабочей среде спартаковских болельщиков довоенного времени. Эти люди не были ни оголтелыми сторонниками политического режима, ни его невинными жертвами. Их идентичности были размытыми, но неправильно было бы представлять их циниками, использующими свой своеобразный язык для манипуляции внутри советской системы. Если они и находили в «Спартаке» нечто политическое — так это был безопасный способ выразить свой протест. Конечно, болельщики были у «Динамо». И среди рабочих в том числе. Однако тот факт, что абсолютное большинство рабочих болели за «Спартак» подвергает сомнению суждение о том, что политический режим в то время пользовался полной поддержкой населения. В конце 30-х, спартаковские болельщики, пользуясь выражением Стивена Коткина, «задействовали» спорт наряду с другими вещами в качестве своего «игрового поля», на котором они познавали «правила игры» новой городской жизни. Это поле становилось спорной территорией, оно порождало различные сомнения. Болельщики «Спартака» не собирались свергать коммунистов. Вместо этого, они отделяли себя («нас») от своих соперников из «Динамо» («них») - и это было двумя (из целого множества других) своеобразных способов «быть советским».

в ожидании продолжения