«Я превратился в парня, которого сам же и ненавидел». История борьбы Ричарда Клюна

Медсестры в клинике смеялись. Все было настолько плохо. А ведь прошло всего несколько недель с того момента, как я дебютировал в плей-офф НХЛ в составе «Лос-Анджелеса». Мне было 23 года. Мне платили сотни тысяч долларов за то, что я жил своей мечтой. Но я настолько опустился, что был близок к тому, чтобы сыграть в ящик или прикончить кого-то.

Я даже не вспомнил название клиники. Я просто сел на авиарейс из Лос-Анджелеса в Бостон, где мой брат ходил в колледж. Он подобрал меня в аэропорту. Я проронил всего пару слов: «Хорошо. Я готов». Мой брат 10 часов вез меня до Торонто, и проводил меня до самого порога реабилитационного центра. Того самого центра, где я уже бывал два года назад. В тот приезд я выдерживал всего четыре дня, прежде чем сказал себе: «Это безумие. Я сваливаю отсюда».

Когда я подошел к стойке регистрации, то меня все уже вспомнили. Тогда я произвел неизгладимое впечатление. Они действительно смеялись. Думаю, никто не верил в серьезность моих намерений. И тогда я впервые сломался и признался: «Я – алкоголик. Я – наркоман. Без сомнения. Помогите мне».

Но все прошло не так радужно, как я ожидал. Добрые руки не подхватили меня и не проводили под звуки скрипки в белую комнату с мягкими подушками. В регистратуре мне объяснили: «Что же, нам нужно пару дней, чтобы утрясти все проблемы с бумагами». Но, когда я сделал то признание, то ощутил, будто огромная и тяжелейшая ноша упала с моих плеч. Меня отправили в госпиталь, чтобы я «очистил» свой организм. В общем, эти несколько дней я бился в агонии, проклинал все на свете и блевал.

Думаю, у вас уже сложилось предвзятое мнение обо мне. Я внимательно изучал реакцию фанатов под любой новостью о том, что какой-то игрок НХЛ страдает от пристрастия к алкоголю или наркотикам. Я не могу поведать вам их историй. Но я могу рассказать свою.

Я попробовал вкус алкоголя, когда возвращался с хоккейной тренировки домой. С того момента, как я начал выступать в юниорской лиге за «Сарнию», и до того момента, когда я попал в состав «Лос-Анджелеса», проблемы лишь набирали обороты. Каждый выходной день я начинал с того, что, первым делом, прикладывался к бутылке. Каждый день я курил марихуану. К моменту, когда мне исполнилось 19, я уже регулярно употреблял кокаин. Если бы в тот момент увидели меня в баре Онтарио, Нью-Гэмпшира или Лос-Анджелеса, смеющимся и отмачивающим шуточки, то, возможно, могли бы подумать: «Посмотрите на этого парня. Он наслаждается жизнью».

Но вы не могли бы увидеть, как я просыпаюсь в 5 утра из-за того, что меня всего трясет, а из носа ручьями льется кровь, заливающая всю подушку.

На следующий день я шел на тренировку с улыбкой на устах и выкладывался на 100 процентов. Зачем мне это делать? Нет, я не ваш стереотипный неандерталец. Я был ребенком, который брал частные уроки искусства. Я был ребенком, который должен был играть в хоккей в Гарварде, прежде чем умолил родителей позволить мне отправиться в ОХЛ. Я дал матери клятву, что никогда не будут драться (что просто бесило тренеров в юниорах). Я получил награду имени Бобби Смита, как самый преуспевающий в учебе игрок. И я сделал это, несмотря на то что практически каждый божий день я напивался. Зачастую, сидя в одиночестве в своей комнате.

Конечно, моя история не уникальна. И сейчас в НХЛ много игроков, которые страдают от этих же проблем, но вы никогда не узнаете об этом, лишь посмотрев на их статистику и на то, как они бьются на льду. Когда я выступал за «Бэрри», то умудрился забить 30 голов и набрать 80 очков за сезон, хотя вне льда я представлял из себя жалкое зрелище. Многие партнеры и тренеры высказывали свои подозрения относительно меня, но никто и не представлял, насколько велика беда. Я был просто дикарем. В каждый команде есть такой человек. Или десяток таких же.

В 2008 году, когда я уже играл в АХЛ и был задрафтован «Далласом», я стал окончательно срываться и уходил в наркотический трип на несколько дней. За лето я потерял 14 фунтов. Более скрывать было невозможно.

Семья устроила мне интервенцию, и я больше не мог лгать им. Никогда не забуду выражения лиц моих двух младших братьев. Когда они росли, я был для них примером и лидером, был их лучшим другом, был их героем. Но тогда я увидел страх в их глазах, они боялись меня.

Мне плевать, сколько раз ты облажался, сколько раз тебя арестовывали или сколько раз ты заставлял плакать свою семью. Мне все равно, сколько раз ты говорил своим одноклубникам: «Все, мужик. Я завязал». Пока ты действительно не будешь готов принять помощь, никто не сможет ничего изменить.

Когда я впервые попал в реабилитационную клинику, то не мог поверить в реальность происходящего. Я не считал себя алкоголиком. Алкаш – это человек, который вырубается где-то на грязной парковке, считал я. На каждом групповом собрании меня спрашивали: «Рич, расскажи о твоих отношениях с отцом». Или: «Рич, когда ты последний раз плакал?» Черт возьми. Как и для любого другого хоккеиста, для меня эти вопросы были настолько неожиданны. К разговору о честности и откровенности. Мы запрограммированы никогда и ни при каких обстоятельствах не признавать боль. Нога парня может быть сломана пополам, но он проорет тренеру: «Пошел на*** от меня. Я возвращаюсь на лед».

Так что я выдержал четыре дня реабилитации и свалил.

Возможно, читая мои откровения, вы задаетесь вопросами. Почему? Как? Как ты мог получить шанс осуществить мечту, которой жил все своей детство, а потом выбросить этот шанс в мусорное ведро?

Я был напуган. Я жил в постоянном состоянии страха. Это начинается, когда ты молод и глуп. Я покинул родительский дом ради ОХЛ, когда мне было 16 лет. Оказавшись там, я оказался в команде с парнями, которые были на два-три года старше меня. У них уже росли бороды. Эти парни были мужчинами. В те времена физические притеснения были в порядке вещей, к счастью, один из «ветеранов», Дэниэл Карсилло, вступился за меня по неизвестной мне причине и удостоверился, чтобы «старики» не слишком меня донимали. И я всегда буду признателен ему за это. Но тогда появились другие проблемы – выпивка и показная мужественность. По воскресеньям мы заваливались в бар и напивались. Сейчас я смотрю на 16-летних ребят и поражаюсь: «Ух ты, они еще так малы. Что же мы тогда творили?»

Я надел маску, чтобы побороть страх.

Но знаете, что самое страшное? К 19 годам я превратился в парня, которого сам же и ненавидел. Я был проблемой. Я превратился в того «ветерана», которого притесняет молодых парней. Однажды надев маску, очень тяжело ее снять.

Когда тебя выбирают на драфте, ты надеваешь маску, чтобы справиться с давлением неопределенности будущего и получения контракта. Когда ты получаешь контракт, то надеваешь маску, чтобы справиться с бессонными ночами в предвкушении следующего дня и в предвкушении перспективы схлестнуться с двухметровым монстром из противоположной команды. Когда ты закрепляешь в НХЛ, то надеваешь маску, чтобы побороть страх того, что в любой момент ты можешь всего этого лишиться.

С 15 до 24 лет меня здесь не было. Я не существовал. Существовал Рич Клюн – профессиональный хоккеист. Он пережил более 150 драк, водил в пьяном виде, домогался женщин, смеялся, рыдал и жил в забвении. Но Рич Клюн – парнишка, который любил искусство, книги и много размышлял о жизни – этого парня рядом не было. Он не мог справиться с этим давлением.

Но однажды он очнулся. Хотел бы я сказать, что это произошло в тот момент, когда помощник генерального менеджера «Кингс» Рон Хекстолл отвел меня в сторонку и заявил: «Рич, хочешь я найду людей, которые помогут тебе?» Я хотел бы сказать, что это произошло в тот момент, когда родители в миллионный раз умоляли меня одуматься. Просто в один день я проснулся и решил поставить точки. Решил, что с меня хватит. 

Многим так не повезло. Мы потеряли уже стольких из-за алкоголя, наркотиков, депрессии и годов, проведенных во тьме. Стив Монтадор. Рик Райпьен. Дерек Бугаард. Уэйд Белак. Список можно продолжать и продолжать. Я знал многих из них. Со многими я дрался. Многие из них были невероятно приятны в общении. Я чувствовал наше родство. И не потому, что я боец. Черт, я не был рожден тафгаем. И они не были. Никто в детстве не мечтает поучаствовать в драке в финале Кубка Стэнли. Ты мечтаешь о победном голе.

Но затем… у жизни просто другие планы. Ты становишься продуктом окружения и обстоятельств. Я рано научился адаптироваться. Когда мне было 7 лет, то я играл в хоккей каждый день. Вся улица, весь квартал выходил играть. Ребята от 7 до 13 лет. Зимой, когда насыпали большие сугробы, мы с радостью играли с полным контактом. Если ты оказывался рядом с сугробом, то будь готов к тому, что кто-то захочет затолкать тебя в снег. И не важно, есть ли у тебя шайба. Конечно, 13-летние парни с радостью «крошили» 7-летнего. И я приходил домой в слезах.

И вот одним вечером, когда меня запихнули в сугроб в сотый раз, я дошел до точки. Я вскочил, забежал со спины к этому здоровому парню и что есть силы саданул ему клюшкой по ногам. Это было плохо. 13-летний парень просто потерял дар речи и с яростью смотрел на меня. Игра прекратилась. Ребята смотрели на меня, словно увидели монстра. Я подобрал свои вещи и помчался домой.

Конечно, отец быстро узнал о произошедшем. Он долго кричал на меня и заставил извиниться перед тем парнем на глазах у всех. Но я увидел, что что-то изменилось во взгляде моего отца. Пусть он заставил меня извиниться, но он был горд тем, что я постоял за себя. И я увидел, что взгляды многих ребят с улицы тоже переменились.

Никто больше не связывался со мной. Это и предопределило тот физический стиль игры, который я стал исповедовать. Никто не рождается головорезом, но мы адаптируемся по ситуации.

Я никогда не хотел быть бойцом. Я никогда не хотел быть дикарем и задирой. И, конечно, я никогда не хотел быть алкоголиком. Но все мы надеваем маски, дабы выжить. Возможно, эту запись прочтут сотни хоккеистов – из школ, юниорских лиг, колледжей, низших лиг или НХЛ – который пьют каждый день, чтобы заглушить и подавить свои страхи. Если вы один из таких людей, то никакие мои слова, наверное, не заставят вас обратиться за помощью. Но просто знайте одно. И поверьте человеку, который прошел через ад и смог вернуться: я не пью уже пять лет. И я могу заверить, что не встречал еще ни одного человека, для которого моя трезвость стала бы проблемой или который бы изменил ко мне из-за этого отношение.

Позвольте мне рассказать еще одну историю.

В первый год выступления за «Нэшвилл» я не притрагивался к алкоголю. В одной из игр я получил локтем в челюсть, в результате чего лишился нескольких передних зубов. Врачам понадобилось наложить 30 швов, чтобы зашить рану. Я испытывал такую боль, что мне хотелось рыдать каждый раз, когда наступало время приема пищи. Я не мог спать. Я не мог ни о чем думать. Ибупрофен мне никак не помогал. И я намеренно отказался от болеутоляющих. Хоть я никогда не злоупотреблял опиатами, но все равно не хотел лишний раз себя искушать. Иногда были дни, когда казалось, что я схожу с ума.

Я очень боялся потерять свою работу. Врачи велели мне носить специальный защитный визор целый месяц. Поэтому, согласно неписаному хоккейному кодексу, я не мог драться. А ведь именно ради этого «Предаторс» и брали меня. Каждый день репортеры спрашивали: «Когда ты снимешь визор?»  

Перед каждой игрой мой дантист делал мне местный наркоз. Я говорил ему: «Чего бы это не стоило, просто заморозь мою пасть». К сожалению, рассечение открывалось раз за разом. Меня зашивали столько раз, что врачи стали уже беспокоиться. Я умолял тренеров разрешить мне снять визор. Я решил, что, если не смогу драться, то мне конец. Я настолько помешался на этой мысли, что снял визор за спинами  тренеров, что позволило мне подраться с Эндрю Шоу.

Конечно, швы вновь разошлись. Я уже начал регулярно думать о том, чтобы начать принимать болеутоляющие. И именно тогда ко мне подошел главный тренер Барри Троц и сказал мне слова, за которые я буду всегда ему благодарен: «Слушай, мне не важно, будешь ли ты драться. Ты отличный игрок. Дай своим ранам зажить».

Барри всегда поддерживал меня. Он поставил меня в третье звено, где я не только применял силовые приему, но и периодически набирал очки. Челюсть чертовски болела, но я сдержался и не принимал таблетки.

Любой хоккеист иногда задается вопросом, что о нем думают парни. Что думает тренер. Нас научили, что подобные мысли – это «недуг» и слабость. Я – алкоголик. Вот это недуг. Но я сильнее, чем когда-либо был. Я могу винить лишь себя в своем прошлом. Я осознаю, что каждый день позволяет сделать выбор: как я хочу жить? Я все еще люблю погулять с друзьями. Хожу на свадьбы. Хожу на пляжи. Я танцую и веселюсь на вечеринках. Просто я больше не пью.

Также я получил возможность заняться вещами, о которых давно забыл. Я изучаю кино и искусство и сейчас даже занимаюсь съемкой короткометражки в Лос-Анджелесе. Впервые за то время, что идет моя профессиональна карьера, я по-настоящему чувствую себя живым и счастливым.

Если, прочтя это, вы осознаете, что у вас тоже есть проблема, то не стыдиться попросить помощи. Обратиться к другу, партнеру по команде или к профессионалам. Если я смог попросить о помощи, то можете и вы.

Источник: The Player’s Tribune.

В погоне за счастьем. Как игрок НХЛ боролся с алкоголизмом

«Если бы Монтадору вовремя помогли, он был бы с нами». Обращение Дэниэла Карсилло к обществу

P.S. VK сообщество | Блог «Новый Уровень»