Субъективно. Почему за «Калгари»

На каких критериях основывался выбор боления не за «наших».

Например, мою любовь к «Спартаку», привил отец, который с раннего возраста начал брать меня с собой на футбол и на хоккей. Тут всё просто и в большинстве случаев выборность очень даже понятна. А что нас толкает болеть за тот или иной клуб, или отдельного спортсмена из других стран?

Вот был в «Формуле-1» легендарный Айртон Сенна. Почему в свое время я выбрал именно его, как гоночного кумира своего детства, мне сложно сказать. Возможно внешность и успехи, может какой еще харизмой отдавал, сейчас уже сложно вспомнить, но ни Ален Прост, ни Найджел Мэнселл не приглядывались как-то, а Сенна – да. Когда он погиб, я, помню, что заплакал. Как-то обидно это было, неправильно, слишком неожиданно.

Или в футболе – итальянский «Милан». Всё началось с восхищения игрой сборной Голландии на Евро-88. Даже, несмотря на то, что именно наша сборная уступила им в финале. Объективно, ведь уступила, по делу. Именно после того чемпионата Европы, меня заинтересовали своей игрой Ван Бастен, Гуллит и Райкард. Отсюда и восхищение тем фантастическим «Миланом», который, к слову, обладал еще целой россыпью замечательных талантов. Я всё время ждал от Ван Бастена чудо-голов, от Гуллита – скорости и страсти на футбольном поле, от Райкарда – цепкости.

Ну, а теннис. Почему именно за Андре Агасси? Всю жизнь задаю себе этот вопрос. Ведь была масса теннисистов, которые играли лучше, у которых не было резких падений и таких же монументальных возвратов на первые позиции. Что-то в Андре было завораживающее. Тряпка на голове, известные дамы, сидящие на противоположных секторах, болеющие каждая - за своего личного мужчину, и ненавидящие друг дружку (Брук Шилдс и Барбара Стрейзанд) – всё это, лишь, придавало антуража. Он действительно умел привлечь к себе внимание, и я, почему-то, всегда верил, что он обязательно будет первым в мужском разряде.

Таких примеров из разных видов спорта можно привести масса. Но совсем другая история – почему в НХЛ я начал болеть именно за «Калгари Флеймз». И тут стекаются воедино сразу несколько факторов.

До начала девяностых годов, мало кто в нашей стране имел доступ к хотя бы периодическому просмотру заокеанского хоккея. А потому, когда в конце восьмидесятых, два североамериканских клуба приехали в СССР, играть серию игр с нашими командами, я себе даже представить не мог, какие же там составы и кто все эти хоккеисты.

По отдельным личностям была информация, но в целом – ничего особенного. Макаров и Пряхин – могли повлиять на мой выбор именно «Калгари». Но был еще и весомый фактор в том, что горящая литера «С» на форме «Флеймз», отчетливо перекликалась со спартаковской эмблемой. Плюс, ко всему – Теорен Флери. Этот маленький крепыш, который боролся так отчаянно, что уже только этим заслуживал определенного отношения к своей персоне.

А, уж когда я своими глазами увидел эту команду, то сомнения отпали. После серии игр с советскими клубами, я уже имел понятие, кто такие Макиннис, Нуиндайк, Робертс, Вернон, Грдина и многие другие.