Звезда и смерть Пэта Тиллмана

Думая о футболе в межсезонье, трудно отделаться от мысли о том, что за вычетом тачдаунов, ярдов, тэклов, перехватов и заработанных долларов, остается слишком мало вещей, которые стоило бы знать о футболистах. Это очень странный парадокс: футбол сам по себе интересен и многогранен, а люди, в него играющие – нет. В самом деле, что мы знаем об игроках из того, что происходит за пределами поля? У Антонио Кромарти двенадцать детей от восьми женщин. Эдриан Эрнандез, вероятно, преступник. Джован Белчер – убийца и самоубийца. Захочу ли я рассказывать об этом своему сыну, когда он подрастет, объясняя, чем прекрасен футбол? Достаточно ли хорошими примерами для него будут Том Брэйди (женат на супер-модели, любит своего питбуля) или Джаред Аллен (обожает охоту и финансово помогает ветеранам)? А если говорить не о них, то о ком? Может быть правы те болельщики, которые считают, что спортивный талант – отдельно, а человеческие качества – отдельно, и наивно ожидать, что эти две вещи будут умещаться в одной и той же личности? Я, возможно, согласился бы с этим мнением, если бы не знал о нескольких примерах, доказывающих обратное.

Об одном из них есть повод вспомнить именно сегодня. Ровно десять лет назад, 22 апреля 2004-го года, погиб Пэт Тиллман. Конечно, ни сам факт его трагической смерти, ни место, где это случилось – Афганистан, ни обстоятельства – в беспорядочной перестрелке Пэт был по ошибке убит солдатом американской армии, служившим в том же взводе, что и он сам – еще не делают его значимой личностью. Чтобы понять, чем примечательны жизнь и смерть Пэта Тиллмана, и почему его можно назвать одним из самых выдающихся людей, когда-либо надевавших шлем команды NFL, нужно вспомнить о том, кем он был, чего добился, от чего и по каким причинам он отказался, как он сначала стал героем американской пропаганды, а затем, посмертно, и символом борьбы против нее. Нужно, проще говоря, вспомнить самого Пэта Тиллмана.

«Солнечный дьявол»

На первый взгляд, спортивные успехи Тиллмана кажутся незначительными на фоне того, чего добивались признанные звезды NFL. Выбран в седьмом раунде дарфта в 1998-м. Провел четыре года в составе «Аризоны», переживавшей тогда тяжелые времена. Статистически лучшим сезоном Пэта стал 2000-й, в котором он сделал 145 тэклов, один перехват и полтора сэка. Хорошо, но не поражает воображение. Некоторые аналитики, которым хватало терпения и профессионализма следить за матчами Cardinals – 3-13 в том сезоне – отмечали продуктивность и бесстрашие Тиллмана на поле, а один из журналистов, выбиравших сборную лучших All-Pro, даже назвал его лучшим strong safety лиги в 2000-м. Но это не была известность уровня национального телевидения. Тиллман не был куотербеком, он не стал чемпионом, он не играл в команде из большого города. Футбольные достижения Пэта Тиллмана примечательны не цифрами статистики.

Карьера Тиллмана – это история игрока, который всегда добивался большего, чем от него ожидали. Слишком маленький для того, чтобы играть в школьной команде? Ничего, он наберет вес и нарастит мышцы за лето усиленных занятий со штангой и станет не просто звездой своего класса, а лидером команды, выигравшей чемпионство округа. Недостаточно атлетичный по меркам студенческого футбола? Возьмет настойчивостью при поиске университета, согласного дать ему футбольную стипендию, и затем будет два года пахать на тренировках, чтобы добиться места в стартовом составе клуба, выиграть титул лучшего игрока защиты в дивизионе, и дойти вместе с командой до финала студенческого чемпионата. Весной 1998-го года Пэта Тиллмана не пригласили на Комбайн (национальный смотр лучших футболистов-студентов), а на драфте «Аризона» потратила на него лишь свой последний выбор в последнем раунде. Но спустя несколько месяцев Тиллман начинал свой первый сезон в NFL в качестве футболиста стартового состава, причем не на той позиции, на которой он играл в колледже! На каждой тренировке, в каждом матче, в каждом розыгрыше он отрабатывал по максимуму и сражался до последнего.

При всем при этом Тиллмана нельзя было назвать фанатиком футбола, человеком, для которого не существовало ничего, кроме любимого спорта. Трезво оценивая свои невысокие шансы попасть в студенческую команду по окончании школы, Пэт совершенно спокойно говорил родным о том, что готов завязать с футболом, если не найдется колледж, в котором ему дадут играть. В университете Аризона Стэйт он был не только одним из лидеров «Солнечных Дьяволов» на поле, но еще и блестящим студентом, заработавшим диплом с отличием и несколько академических наград.

Став профессиональным футболистом, Тиллман, в отличие от многих коллег, не воспринимал спорт как способ прославиться или стать богатым. На тренировки «Кардиналов» он приезжал на велосипеде; дом, который он купил в окрестностях Финикса для себя и своей невесты, больше подходил обычной семье, чем члену элитарного клуба игроков самой финансово успешной спортивной лиги мира. После отличного сезона 2000-го года Тиллман получил предложение подписать контракт с одним из лидеров NFL, «Сент-Луисом». Rams готовы были заплатить 9.6 миллионов долларов за пять лет, – огромные деньги для футболиста, всю свою карьеру до этого игравшего за минимальную зарплату. Но Пэт отказался, сказав, что не может покинуть команду, которая в него поверила, выбрала на драфте и дала возможность добиться того, чего он добился, ради денег. В следующем году, своем последнем в NFL, Тиллман в «Аризоне» получал в четыре раза меньше, чем ему предлагали в «Сент-Луисе». Футбол, как писал в своем дневнике Тиллман, был всего лишь одной из вещей в его жизни.

Решение

Самые яркие воспоминания о больших трагедиях, современником которых я был – недавние события в Крыму, Бостонский марафон, Беслан, «Норд-Ост», взрывы домов в 1999-м – это чувство шока и ощущение ничтожности всего остального на фоне происходящего. Не страх, а именно шок. Причем далеко не всегда имеет значение то, насколько беда касается – или могла коснуться – именно тебя. Крым – это мое детство и моя семья. Взорванные дома на Каширке были относительно недалеко от того района Москвы, где тогда жила моя мама. Я сам вполне мог оказаться в театре на Дубровке в октябре 2002-го, или в Бостоне минувшей весной. Но подобные катастрофы ужасны даже без этого холодящего позвоночник ощущения своей физической близости к кошмару.

В сентябре 2001-го, после того, как по телевизору несколько часов подряд крутили запись того, как захваченные террористами «Боинги» врезаются в башни Мирового Торгового Центра, я несколько дней не мог прийти в себя. Я тогда еще ни разу в жизни не был в Нью-Йорке, и не мог знать никого из тысяч погибших, но от масштабов трагедии и предчувствия еще больших катастроф перехватывало дыхание. Так в средние века люди трепетали, когда в небесах появлялась комета или вспыхивала сверхновая – не сколько от ужаса, сколько от шока, от неожиданного понимания того, что мир оказался не таким, каким ты его себе представлял, и никогда уже не будет прежним.

Если теракты 9/11 произвели такое впечатление на меня, тогда еще бесконечно далекого от Америки, можно представить, каким шоком они стали для американцев. Почти через две недели после трагедии, по окончании матча с «Денвером», Пэт Тиллман, отвечая на вопросы журналиста, сумел выдавить из себя только несколько фраз: «Это трудно, потому что… я играю в чертов… мы играем в футбол, понимаете? Это кажется таким чертовски… это настолько бессмысленно и неважно по сравнению с тем, что сейчас происходит». В апреле 2002-го, тщательно все обдумав в течение нескольких месяцев, Пэт Тиллман принял решение поступить на службу в армию. Его не остановила ни собственная свадьба, запланированная на начало мая, ни успешная карьера в «Аризоне», ни тем более деньги – «Кардиналы» наконец-то предложили Тиллману контракт, соответствующий его таланту и старанию.

«Моя жизнь», – писал в своем дневнике Пэт – «до этого момента была относительно простой. Я мог бы продолжать играть в футбол еще семь или восемь лет и создать вполне комфортное будущее не только для себя и Мэри, но и для семьи и друзей, если бы им вдруг понадобилась моя помощь. <…> Однако, этого недостаточно. Большую часть своей жизни я следовал тому пути, который я считал важным. В спорте есть многое из того, что я считаю существенным: храбрость, стойкость, сила, и т.п., хотя, в то же время, внимание, которое я получал [как спортсмен] усиливало это ощущение [важности спорта]. Однако, после недавних событий, я начал понимать как пуста и незначительна моя роль. Я более не удовлетворен тем путем, которым я следовал, он больше не кажется важным».

Пэт был, конечно, не первым человеком, которого большая трагедия заставила переосмыслить собственное место в жизни. Более того, войны – а США в тот момент находились в состоянии войны – почти всегда вызывают всплески патриотизма среди гражданского населения. Многие пишут и говорят о том, что они вот буквально завтра готовы взять в руки оружие и идти убивать врага, защищать свою землю, идеалы, и так далее, и тому подобное. Однако очень немногие действительно отваживаются на то, чтобы перейти от слов к делу. Но для Пэта Тиллмана принять решение служить своей стране в трудное время было равносильно его, решения, исполнению. Точно так же он в свое время решил, что будет играть в футбол, несмотря на то, что его школьный тренер всячески отговаривал его от этой «бессмысленной затеи».

Трагедия и фарс

Дальнейшая история Пэта Тиллмана, включая его службу в Ираке и Афганистане, трагическую смерть и ее последствия, разворачивалась как бы в двух непересекающихся плоскостях.

В первой было сумасшествие прессы, узнавшей о том, что пусть и малоизвестная, но все-таки звезда NFL оставила футбол ради армии, личное письмо от министра обороны Дональда Рамсфельда, и прочие медиа-события, имевшие мало отношения к чувствам и мотивам самого Тиллмана, но создавшие вокруг него ауру Настоящего Американского Патриота из глянцевого журнала. Сам Тиллман никак не комментировал эту истерию: после того как он и его младший брат Кевин приняли присягу и поступили в школу рейнджеров он ни разу не давал интервью прессе.

Настоящая же жизнь Пэта Тиллмана протекала в другой плоскости. Он проходил подготовку в учебном лагере, безумно скучал по жене и родным и, как и многие идеалисты до него, переосмысливал ценность и масштабы выбранного им пути. Служба в армии по-прежнему казалась Тиллману важной, но вот сама армия, ее порядки и многие из людей, имевших к ней отношение, иногда казались недостойными. «Не могу сказать про Кевина, но я не чувствую никакого удовлетворения после окончания учебного лагеря. Я не узнал здесь ничего действительно полезного, и мой характер никак не изменился. Потребуется время, чтобы я смог оценить все это в перспективе, и, возможно, когда-нибудь я буду воспринимать эти события позитивно. Но не сейчас. Кевин и я увидели здесь только негативные стороны человеческой природы. Все наши альтруистические устремления, с которыми мы пришли сюда, были проигнорированы и растоптаны. К счастью, я верю, что эта ужасная атмосфера не последует за нами. В будущем я надеюсь встретить больше людей, которые оказались в армии потому, что хотят сделать что-то хорошее, а не потому, что они просто «попали сюда».

Вот еще одна запись, более поздняя, сделанная за несколько дней до того, как началась война в Ираке: «Вероятно, очень скоро мы примем участие в чем-то, что не имеет никакой ясной цели. Будь война [с Ираком] оправданной, нет сомнений в том, что наши союзники поддержали бы нас. Однако, лидеры других государств все как один протестуют против этого, так же, как и большинство обычных людей. Это заставляем меня думать, что вся эта затея не оправдана ничем, кроме наших имперских капризов. Конечно, Кевин и я добровольно вступили в эту игру и сделаем все, что нужно, независимо от того, согласны мы с этим или нет. Все, о чем я прошу, это отметить, что мы не питаем никаких иллюзий по этому поводу». Несколько недель, проведенных в Ираке, еще больше укрепили Тиллмана во мнении, что война с Саддамом Хуссейном не имеет никакого отношения к войне против террора, следовательно, является несправедливой, и нанесет интересам США больше вреда, чем пользы.

Все эти размышления разительно контрастировали с образом Тиллмана – звездно-полосатого вояки – созданного ангажированной прессой и военной пропагандой. Останься Пэт Тиллман в живых, это не имело бы больших последствий: в силу своего характера Тиллман никогда бы не стал военным героем – звездой телешоу. Возможно, он вернулся бы в футбол еще на несколько лет, как планировал в начале своей военной карьеры, или занялся бы чем-то другим. Пэт преуспел бы во всем, можно не сомневаться. Но случилось так, что Тиллман погиб, причем, по нелепой случайности, от руки другого рейнджера армии США.

В правильном мире, – в мире, где все бы принимали решения, руководствуясь своим чувством справедливости, долга и чести; в мире, где все бы делали, а не говорили; где рефлексировали бы, но продолжали верить в светлые идеалы; иными словами, в мире, населенным пэтами тиллманами, смерть Пэта Тиллмана стала бы просто трагедией. Он выбрал свою дорогу, она оказалась неправильной, но он прошел ее до конца. Его история стала бы примером того, что в жизни не всегда нужно выбирать легкие пути, но и трудные пути не всегда верные. Но в нашем мире из гибели Пэта Тиллмана едва не устроили пропагандистский фарс. И потребовались усилия многих других хороших людей, других пэтов тиллманов нашего неидеального мира, чтобы восстановить правду. В начале своей армейской службы Тиллман писал о том, что сомневается в армии – как в силе добра. Увы, армия сделала очень многое для того, чтобы подтвердить эти сомнения после смерти Пэта.

Только спустя месяц перестрелки в Афганистане, унесшей жизнь Тиллмана, его семья узнала о том, что Пэт был убит своими. За это время армия успела посмертно наградить Тиллмана несколькими наградами, как погибшего в бою с неприятелем, Белый Дом выпустил пресс-релиз, прославлявший павшего героя, а ESPN отметилось прямой трансляцией с поминальной службы. В конце мая 2004-го года официальный Вашингтон сообразил, что шила в мешке не утаить, и признал факт фратрицида (гибели в результате стрельбы по своим). Полномасштабное расследование обстоятельств гибели Тиллмана растянулось на несколько лет, и, несмотря на усилия журналистов, членов семьи Тиллман и некоторых военных, стремившихся восстановить справедливость, никто из виновных – ни солдат, убивший своего товарища, ни его командир, ни высшие армейские чины, скрывавшие обстоятельства трагедии – не были наказаны.

Самое парадоксальное в этой истории то, что правда о «негероической» смерти Пэта Тиллмана не сделала его меньшим героем, чем он был бы, если бы действительно погиб в бою с врагом. В то время как ложь принесла множество горя близким Тиллмана, и лишь на короткий промежуток времени добавила политических очков администрации Буша. Смерть Пэта Тиллмана – это еще и горький урок о том, что ложь, какими бы благими намерениями она не прикрывалась, пусть даже и в стремлении приукрасить «скучную» или «неудобную» правду, всегда была и остается злом.

А Пэт… Пэт в некотором роде действительно погиб в бою с неприятелем. Его настоящим врагом были не террористы Аль-Каиды, и не подвернувшийся под руку американского правительства Ирак, а его собственный страх остаться в стороне от чего-то важного, что происходило вокруг него. Он сражался не с афганцами, а со своими сомнениями относительно того пути в жизни, которому он следовал. В конечном итоге, пройдя сквозь разочарование и утратив иллюзии, он победил их всех.