Message

Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).

...Пронес отвагу через Анды. Не уступил ни бельгийцам, ни французам, ни болгарам... Моя рука не знала колебаний. Да и, увы, нога тоже….Вошел в финал Квинс-Клаба с желанием победить, закалив аргентинской кровью «пики» хорватов. Но пролилась чужая кровь… Теперь  от меня осталось немногое: лишь былая слава и зола….

Подвожу  итог пережитому в прозе сухой, как боевой сигнал рожка.

Этот случай перекроил мою жизнь. Стёрта повседневная судьба, и новый жестокий мир готов преобразить похищенное время, деньги и очки в проклятье рода….В границах корта текла иная жизнь. Лежала далекая Англия с горячкой ставок, риском оступиться , всевластьем меченосного туза — грядущего всесильного Уимблдона и кладезем надежд — семеркой черв - Квинса. Неспешный мате умерял слова, перипетии партий повторялись — и вот уж нынешние игроки копируют забытые сраженья...

 Забвение стирает долг дисквалифицированных, оплаченный натурою; удел наш питать Время, чей тайный суд губит род ( Зы. - а в моей крови такой кипучий коктейль, что никакой шейкер не нужен) и в чьей отворенной ране — вся  кровь всех линейных арбитров всего мира. Не знаю, был ли этот англичанин слепым клинком, как верили в Квинсе; я думаю, он был как и я — одним из многих, крутясь в тупой вседневной суете (он в своей – судейской, я в своей – игротской) и взнуздывая карой и порывом веру и безверье тысяч зрителей.

Я испытываю стыд перед лайнсменом.

Свободен от надежд и сожалений, абстракция, неуловимость, нечто безвестное, как завтра, каждый лайнсмен — не просто лайнсмен, это кара сама. Бог мистиков, лишенный предикатов, лайнсмен не причастен ни к чему, сама утрата и опустошенность. Он забирает всё, последний цвет и звук: вот корт, который не обнять уж взглядом , вот угол, где подачу ожидал… И даже эти мысли, наверное, не мои, а его. Как вор, я на месте, возле того треклятого рекламного щитка, поделил бесценный скарб его ночей и дней, его чаяний и желаний.

Непознанные кубки отныне манят мнимой близостью лет, задержавшихся в зеркале, а подхожу — мутятся, как ненужные даты из памяти стершихся побед и поражений. Сколько лет нас зовет их холодный блеск, едва различимый теперь ранним утром подкравшегося забвения. И незачем опять задерживаться взглядом на них, что памятны до мелочи любой: Базель, Мюнхен, Шанхай, Мадрид, Париж, Буэнос-Айрес, Стокгольм… А тут не нужно слов и мнимых прав: всем, кому я  издавна известен, поймут мою печаль. И это — мой предел: таким, верно, и предстану небу — не победитель и не кумир, а попросту сочтенный за часть Реальности, которая бесспорна, как камень и листва...

И сему провидению препоручаю я вас, амигос, и заклинаю: остерегайтесь подходить  к линейному на корте в дневное время и бить с ноги, когда силы зла властвуют безраздельно.

=Por último, pido disculpas al público, al Director del torneo y a mis fans y seguidores en Argentina y en el mundo=.

Искренне Ваш  Gervasio Esteban David Ezequiel Nalbandian; арм.  Խերվասիո Էստեբան Դավիթ Էսեկյել Նալբանդյան.