«Не было причин бояться выпускать меня на лед». Как золото МЧМ-2001 чуть не убило любовь Павла Брендла к хоккею
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Бывший нападающий «Торпедо» и «Нефтехимика» Певел Брендл вспоминает, почему победа на молодежном чемпионате мира-2001 в составе сборной Чехии принесла ему не только радость, но и разочарование от хоккея.
Из кучи малы перед швейцарскими воротами вылетела шайба. Она отскочила прямо ко мне, и у меня появился шанс сделать бросок. Я почувствовал, а не увидел, что единственное место для броска — крошечное пространства рядом со штангой. Я бросил сразу же. Не целился, а просто попал в нужную точку.
Позади меня на скамейке запасных сидел генеральный менеджер сборной Чехии Збынек Кусы. После игры он сказал мне, что никогда в жизни не видел ничего подобного.
«Я отчетливо видел крошечную дырочку, она было как раз достаточной, чтобы только шайба в нее и пролезла, — сказал он. - Ты так здорово попал! Другого способа забить не было».
Этот гол вывел нас вперед в четвертьфинале матча молодежного чемпионата мира 2001 года. Швейцарцы, однако, были серьезным и упорным соперником. Они перевернули ход матча, и к началу третьего периода счет стал равным - 3:3. А затем я снова забил, на этот раз решающий гол. Вацлав Недорост нашел меня перед воротами, и, хотя на меня сзади наседал соперника, я сумел пальнуть мимо вратаря.
На льду меня никогда не беспокоило, если кто-то гнался за мной и бил по ногам или старался зацепить за руки. Скорее, все было наоборот. В таких непростых ситуациях я забивал даже больше, потому что следовал инстинктам и всегда казался более сосредоточенным. Хуже становилось, когда у меня было слишком много времени на раздумья. Если я мог трижды оценить ситуацию, то чаще всего получалось, что шайба летела точно в живот вратарю.
Мне понравился тот матч со швейцарцами. Мы были на грани вылета с турнира, и я все время был на льду.
Однако полуфинал и финал для меня были совсем другими. Хотя нам и удалось завоевать золотую медаль, в итоге у меня остались смешанные чувства от той победы. Я был рад, что мы стали чемпионами, но финал турнира лично меня совершенно не удовлетворил, потому что я почти не играл. Тренеры перекидывали меня из одной тройки в другую, как будто каждая секунда, проведенная мной на льду, могла поставить под угрозу исход матча.
Если в зоне защиты происходило вбрасывание, а моя тройка продолжала играть, я оставался сидеть на скамейке запасных, а кто-то другой оставался на льду (чаще всего это был Мартин Эрат, парень, который позже сделал фантастическую карьеру в НХЛ).
Я переживал за него и желал ему всего наилучшего. Просто в тот момент, когда мне было чуть за двадцать, я не мог понять, почему тренеры постоянно убирают меня со льда и отдают мое место кому-то другому.
Только когда мы переходили в нападение, Мартин бежал на скамейку, и я мог вернуться в игру. Двадцать секунд спустя я снова перелезал через борт, возвращаясь на лавку.
В борьбе за золотую медаль я практически не участвовал. Я был самым результативным игроком чемпионата, да и мой показатель полезности был неплохим. Не было причин бояться выпускать меня на лед.
Мы одержали победы в полуфинале и финале и завоевали заветное золото. Это было здорово, но я хотел играть и решать исход матчей, а не играть на удержание. Я не хотел всеми силами держаться за счет 1:0 и просто оборонять его. Я хотел выиграть 4:0. В такие моменты я был на высоте. Мне нравился атакующий, агрессивный хоккей.
Именно тогда, на золотом для Чехии молодежном чемпионате мира в Москве, тренеры и их подход к игре начали портить мое впечатление от хоккея. Мне стало просто противно. Они стали делать из меня специалиста по игре в большинстве, специалиста по нападению, которого было бесполезно использовать в других ситуациях. Игра в большинстве? Мы проигрываем? Ладно, Брендл, иди и забивай. Мы ведем в счете? Нет, погоди, ты сейчас не нужен. Посиди-ка на скамейке.
Пока все праздновали нашу победу, я постепенно начал терять интерес к происходящему. Не к самой игре. Я всегда любил ее и люблю до сих пор. Мне надоело, как тренеры ко мне относились; кем я был в их глазах: односторонним игроком.
Переход во взрослую жизнь лишь укрепил это чувство, и я помню лишь короткие моменты, когда чувствовал, что могу играть так, как хочу. В НХЛ таких моментов, за редкими исключениями, не было, и я не провел в этой лиге ни одного полноценного сезона.
После результатов в юниорской лиге (WHL), после того, как меня выбрали под четвертым номером на драфте 1999 года, и после моего выступления за молодежную сборную, от меня ожидали гораздо большего. Я верил, что оставлю гораздо более значительный след в истории игры. Но этого не произошло, отчасти из-за некоторых факторов, на которые я не мог повлиять, отчасти из-за допущенных мной ошибок.
Это было сочетание плохих тренеров и моих неправильных решений. И к тому же этот мой взгляд. Выражение лица, когда я ничего не могу скрыть. В сочетании с моим желанием не появляться в новостях, я заслужил репутацию чудака.
Не думаю, что то, что обо мне говорили, было правдой. Не думаю, что скрытность или, скорее, закрытость — повод для осуждения. Я даже не согласен с тем, что моя карьера была неудачной из-за того, что в НХЛ у меня не сложилось, как это часто считают другие. Но я перестал беспокоиться о том, что подумают другие. Я то знаю, кто я.
Другие материалы:
Несмываемый позор Канады на МЧМ. Всего 2 победы в 7 матчах, проиграли даже Казахстану