«В 20 лет увидел немецкую голую бабу. Все, блин». 8 историй от Николая Давыденко

Николай Давыденко – экс-третья ракетка мира, чемпион итогового турнира ATP-2009, победитель трех «Мастерсов» и один из немногих игроков, у которых положительная история личных встреч с Рафаэлем Надалем (6:5).

Недавно он пришел на подкаст «Весна зовет!», который делают Елена Веснина и BB Tennis, – и почти два часа рассказывал о теннисном пути, брате и тренере Эдуарде, жене и воспитании детей. Мы выделили главное.

Давыденко в 11 лет уехал из Северодонецка: «Может быть, потому что в школе все хотели перевести на украинский язык – а у меня по украинскому 2 было»

«В садик я практически не ходил, потому что практически все время болел. В основном бабушка мной занималась, мама с отцом работали. Отец – инженер-монтажник шестого разряда, работал на нефтеперерабатывающем заводе. Можно сказать, он строил заводы. А мать была сварщицей шестого разряда, самый топ. Я их практически утром не видел – только вечером, когда они возвращались с работы. Бабушка водила меня на теннис, иногда в садик, когда я не болел. Я был самый дохлый, хилый – постоянно воспаления легких, бронхиты.

В середине четвертого класса я в декабре переехал в Волгоград [к брату Эдуарду из Северодонецка]. Там уже начались немножко другие условия, более суровые (смеется). В первые же дни, когда я приехал, у нас тренировки начались с 6 утра – потому что другого времени не было. Мне 11 лет было.

Я когда был маленький, посчитал – у брата 49 грамот было. Первое, второе, третье место по теннису. Он одного года с Черкасом [Андреем Черкасовым], они вместе играли одни и те же турниры, один и тот же уровень у них был. Андрей Чесноков, мне говорил, что когда он был молодой, приезжал на чемпионат СССР именно в Северодонецк, потому что нигде не было такой школы, не было такого клуба, где три корта вместе с залом.

Брат на 11 лет меня старше. Сразу после армии он уехал в Волгоград в Институт физкультуры поступать. Должен был поступить в Москву, но решил в Волгограде остаться, там учиться. Когда я в 11 лет переехал туда, у него уже была жена и маленький ребенок.

Мне мать сказала, что я сам захотел к брату. Я говорю: «Не помню». А она говорит, что я такой: «Я хочу все, уехать». Может быть, я захотел, потому что на следующий год у нас в школе началась проблема: все хотели перевести на украинский язык, а у меня по украинскому два было. Я такой: «Не хочу. Можно я уеду?» (смеется)».

В Германию перевез случайный знакомый из немецкой нефтяной компании: «Мы год – может, даже больше – бесплатно жили в его доме»

«Во время восьмичасовых тренировок в Волгограде приходили немцы. Там как раз была немецкая нефтяная компания. 

Они тоже тренировались – приходили на средний корт и смотрели в шоке, как я, как дурачок, бегаю все восемь часов. И один смотрел, смотрел, смотрел, потом подходил. И в какой-то момент он говорит: «Хотите в Германию приехать, посмотреть? Может быть, поиграть». И как-то вот так, слово за слово.

Он нам очень сильно помог, потому что мы год – может, даже больше – бесплатно жили в его доме. Он очень классный. Его звали Экарт Оэмс.

Мы жили прямо в деревне, где было максимум полторы тысячи населения. Ну реальная деревня просто. В каждой деревне есть корт. Там два-три, по-моему, грунтовых было, в соседней деревне был зал. На улице тренировались мы бесплатно. Корты – бесплатно. В деревне они просто стоят, там никто не тренируется. Рядом коровы пасутся, вот и ты тренируешься с ними.

Вначале он ничего не просил. Не было у нас какого-то официального контракта друг с другом, он просто нас как-то вытащил, помог. Он брату организовал работу – тот тренировал в этом клубе за небольшие деньги, за 500-600 немецких марок.

Я играл турниры, где ты платишь 10-20 марок за взнос, и призовой фонд, допустим, 2000 марок. Я помню, как выиграл первый турнир – 1500 марок, давали золотой слиток. Я такой: «Мой первый приз. Что с ним делать?» (улыбается). Мы решили: «Пошли в банк, отдадим и деньги получим».

Я повзрослел в 18, когда сказал брату: «Все, я не буду ложиться в 9 вечера спать. Я могу ложиться в 10, в полодиннадцатого». Он такой: «Ладно, ложись так». До этого он меня укладывал в 9.

Был ли в немецких банях – не расскажу. Ну, видел там что-то голенькое (смеется). Да, в 20 лет видел немецкую голую бабу. Все, блин. Я больше не пойду в немецкую баню (улыбается).

Больше всего, когда я приехал в Германию, удивил менталитет. Такой дебильный. Ой, дебилы полностью. Они такие все прямые были».

О культурном шоке в общении с немецкими девушками

«С немецкими девчонками не тусил. Там даже пацаны с ними не тусят. Я как-то спрашивал: «Где ваши девчонки?» «А они плохие». 

Они были в шоке, когда я их позвал и сказал, что все оплачу: «Я башляю за тусовки». Мы там уже давно жили, я уже чуть-чуть зарабатывал и мог позволить себе 50 или 100 марок потратить. Говорю: «Я накрываю поляну». Они: «Какую поляну?» Я объясняю, что в России так принято. А они: «А мы с девушками делим пополам». Я такой: «Ну ты дурачок. Без девушки останешься». 

Хотел сменить гражданство, но удержали медлительные немецкие чиновники и Евгений Кафельников: «Он домогался весь год»

«Ой, как меня домогался Кафельников. Он просто меня достал. Каждый раз на турнире встречаемся: «Ну что ты, будешь играть в Кубок Дэвиса?» 

Мы с братом ему говорили: «Ты играешь и Сафин. Нахрен я тебе нужен? У вас еще Южный есть». А Южный повыше меня стоял в тот момент в рейтинге. Я был бы четвертый номер сборной. И Кафельников: «Давай, давай». А я с братом говорю: «Зачем сидеть на лавочке всю неделю, турниры можно сыграть». Мы уж тогда приняли такой момент – мы поедем, если я буду играть матч сразу.

На следующий год они играют с чехами, Кафельников говорит: «Ты будешь играть, я обещаю». Он едет, Сафин как раз травмировался, его не было. Был Южный, я, и Андреев четвертым. Кафельников был номер один, но он говорит: «Я играть не буду».

Может, там Федерация, может, [Сергей] Леонюк, может, [Шамиль] Тарпищев или еще кто-то сказал Кафельникову: «Заставь». Через него все проходило, потому что они были далеки с нами в отношениях в то время. Поэтому он все время звал, звал, звал. И вот в этот момент мы такие: «Ну ладно. Хорошо, если играть – приеду».

Но повезло, опять же. За год до этого, когда я уже сыграл 2002-й, я уже запрос подал в Федерацию Германии на немецкий паспорт. Если они подадут в государство и скажут, что им нужен такой игрок, как я, а я уже к сотне подходил… 

Мы им говорим: «Давайте от вас письмо, чтобы я получил раньше паспорт немецкий, и я тогда буду играть за Германию в Кубке Дэвиса». В тот момент я уже переключался полностью на Германию, как Александр Зверев, уже переходил полностью, чтобы уже забыть про Россию все, что возможно. Но момент такой был – они сказали: «Ну, может быть». Тянули, тянули, и тут Кафельников все лезет, лезет: «Ну давай, ну давай». И мы такие: «Блин, ну ладно, давай». Потому что от этих не дождешься, от немцев.

А потом, когда я уже вошел в десятку, они такие: «Блин, а что же мы не решили тебя взять?» Я говорю: «Поздно уже».

О самом большом штрафе в карьере узнал из новостей: «Че, #####? Че происходит?»

«Я не очень хотел штрафы получать. Мне очень не хотелось пару десятков тысяч долларов отдать обратно в ATP. В то время коучинг или какие-то еще общения – это нельзя было. Там в любой момент: говоришь с братом или что-то – за тобой следят, и сразу предупреждение, очко снимают.

Самый большой штраф в карьере получил, когда сказал, что турнир в Сиднее – говно. Эта ужасная говнючая австралийская пресса, которая спрашивает: «Почему все снимаются?» Ты ж на английском такой: «Ааа…» Там столько снималось, ужас.

Я проиграл второй круг, говорю:«Очень маленький турнирчик». Мол, многим неинтересно. И просто заголовки: «Давыденко сказал, что турнир маленький. Никому не интересен». 15 тысяч долларов. Самое смешное – просыпаюсь утром, читаю новости: «Давыденко получил штраф в 15 тысяч долларов». Прям течет такая строка по телевизору. Самые горячие новости. Такой смотрю: «Че, #####? Че происходит?»

Брат всю вину за поражения всегда брал на себя. Это окрыляло

«Критика всех тянет вниз. Давление все равно же есть. Когда ты стоишь в десятке и проигрываешь в первом круге или во втором, то пытаешься доказать, что ты лучше, чем другие. А тебя обыгрывают 50-е, 60-е, 80-е в мире. Ты в этот момент пытаешься замкнуться или начинаешь искать причины. Думать, почему так происходит, искать, вытаскивать какой-то результат.

Три недели подряд я тоже проигрывал. Брату говорил: «Что делать?» Я уже на него орал, например, потому что он говорит: «Успокойся, просто успокойся. Давай просто неделю сейчас потренируемся, мы ничего не будем делать».

Мне все нравилась его фишка, что если проиграешь, то он говорил на себя: «Тренер виноват. Ты вообще не виноват – я виноват, потому что я же тебя тренирую». Мне так понравилось, что есть кто-то виноватый, а не я.

Получается, психологически ты убираешь с себя какое-то давление. Все на тебе виснет, все результаты. И тут: «О, нашел козла отпущения – тренер! Вот если я сейчас проиграю четвертый турнир, все… Ты, блин, просто… Вообще ты худший тренер в мире». И в этот момент что происходит? Финал, полуфинал. Блин, не можешь проиграть.

Высший пилотаж от него был на Australian Open в первом круге. Когда он просто он мне с ручки бросает, а я в корт попасть не могу. У меня такой мандраж был. У меня такое ощущение, что не я прилетел туда. Я не понимал, что делать. И в этот момент – первый матч, разминаешься, нереально дикий мандраж. Ты сеяный, с каких-то первых кортов выходишь, на тебя телевидение, пресса.

10 минут до матча, разминаюсь. Он стоит рядом, я ему рассказываю, как все ужасно, как я играю, что теннис вообще самый ужасный вид спорта. Все рассказал, что мог. Паника. Он говорит: «А что ты паришься?» Я такой: «А что делать?» Он говорит: «Ну просрешь, поедем домой тренироваться». Вот так и сказал. Прикинь, просто вот так и сказал. И у меня вот этот мандраж так и ушел. Я такой – а что я реально парюсь? Поеду тренироваться домой. И иду до четвертьфинала (смеется)».

О Роджере Федерере, которому проиграл 19 матчей из 21

«Поражения от Роджера Федерера – жесткая психология. Потому что ты ведешь, у тебя сетболы, ты подаешь на сет – и все, и проиграл. Блин, он задолбал. Я помню, [Андрей] Столяров говорил: «Вот я уже 100 тысяч ложил в карман… А у меня раз – и отобрали! Что это?» И вот то же самое Федерер. Он забирал у меня каждый титул. Я почти титул забираю, а он мне раз – и отобрал.

При том, что не могу сказать, что прям он супер неудобный игрок. Он нормальный игрок. Такой удобный – да, там первый в мире, да, все повыигрывал, да, такой левый лошара. Просто когда ты против него стоишь и начинаешь играть, ты не знаешь, что ожидать. Тот же Надаль где-то там на задней линии бегает, с ним было удобнее, он более ожидаемый. Ты знаешь, что дальше будет, ты готовишь игру». 

Как на победном итоговом турнире получил разрешение на сальбутамол

«На итоговом в 2009-м с первого матча было прям идеально. И Джоковича я практически там уже убивал. Но почему-то, очень странно, когда начал играть с ним, у меня реально спазм произошел. И я начал задыхаться. Я такой раз, и меня... В этот момент я врача вызвал. Мне там пшикнули – расширили легкие, чуть помогло. Все равно (тяжело дышит).

Я спрашиваю врачей: «Что делать?» А они мне уже дали допинг, сальбутамол, поэтому говорят: «Мы сразу в ВАДА пишем тебе разрешение, чтобы ты мог здесь принимать». И они мне разрешили перед каждым матчем брызгать, чтобы расширить легкие, чтобы спокойнее мог уже входить. Ах, как я спокойно входил... Просто такой вошел и выдохнул уже после матча. Было идеально. Но я никогда не принимал, даже не знал, что это такое. И такой – ух ты.

Я потом начал проверяться. Аллергии не могут найти, в крови не могут найти, ничего найти не могут. Бегаешь с маской, они смотрят, а меня не хватает. Я бегу, а легкие не открываются. Из-за этого результата пишут в ВАДА – так я получил разрешение. Поэтому пришлось после этого принимать, при том, что у меня не было аллергии и я не астматик. 

Я никогда не принимал на тренировках. Но может быть такой момент: в первые геймы тебе легкие стягивает, и вот это помогает немножко расслабиться, растянуть, и ты чувствуешь себя комфортно».

Женился, потому что его запилили. Детей воспитывает по-разному: «Сейчас боятся – в моменте какую-то агрессивность создавал, строгость, они боятся»

«В 2006-м я выиграл Кубок Кремля. И в этот момент у меня друзья, знакомые уже появились в Москве. И я попросил очень хорошего знакомого, Али Духаева. Он как раз теннисист, тоже играл. И я ему говорю: «Алик, организуй мне эту дурацкую свадьбу» (смеется).

Было ли мне важно? Нет. Мне просто Ира уже, просто вот так, вот так, вот так (трет кулаком о кулак): «Кто я тебе, кто я тебе, кто я тебе?» Три года. «Кто я тебе? Что за девушка? Кто я тебе?» И я такой: «Как ты достала уже!». А я ей просто звоню и говорю:  «25 ноября свадьба. Все, пока».

Я с ней познакомился, когда сотый в мире был, вообще никто, по идее. Я начинал, и она со мной. Мы вместе проходили все эти этапы, вместе достигали все эти результаты. Три года мы просто путешествовали. Ей там надо было еще экзамены сдавать, она прилетала домой. Но все равно она по большей части со мной была. И вот эти все сопли мои слышала, когда проигрывал, радости… Я имею в виду, я не плакал, но ныл. Жаловался. Она все слушала.

Какой я отец? Строгий? Конечно. Мягкий? Конечно. Добрый? Конечно. Злой? Конечно. Потому что на каждом этапе ты должен быть кем-то. Где-то кто-то накосячил – ты должен быть злой.

Я придерживаюсь вообще всех методов воспитания, какие существуют. Начинаешь с угла, угол не воспринимают – дальше. Вначале запугиваешь ремнем – не воспринимает. Потом подходишь, херачишь ремнем. Воспринял? Хорошо. Потом уже не воспринимает ремень, думаешь: «Хорошо, поговорить с тобой?» Но в начале ты говоришь с ними, как сейчас говорят. Но вообще не воспринимают тебя уже никак. Сейчас боятся – в моменте какую-то агрессивность создавал, строгость, они боятся».

Фэнтези по итоговым турнирам WTA/ATP на Спортсе’’: выберите фаворитов и поборитесь за призы

Фото: East News/Greg WOOD / AFP, DANIEL GARCIA / AFP, JACQUES DEMARTHON / AFP; davydenko-tennisacademy.com; Gettyimages.ru/Clive Brunskill, Ian Walton