«Все бы отдал, чтобы сыграть финал против Аргентины — уверен, мы победили бы их снова». Воспоминания Клаудио Джентиле
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Единственное удаление
Первая европейская победа стала поворотным моментом для «Ювентуса» – для Бониперти, который стремился к ней с тех пор, как играл сам; для нас, футболистов, гордившихся тем, что вписали свои имена в историю клуба; и, конечно, для болельщиков, уставших от насмешек со стороны поклонников «Милана» и «Интера».
«Ювентус» больше не просто король скудетто в Италии – наконец, он стал командой, известной и уважаемой по всей Европе. И хотя на сборе в Виллар-Перозе никто не хотел говорить об этом из-за суеверия, мысль о Кубке чемпионов витала в головах у многих – и в моей тоже.
Впервые за почти двадцать четыре года я чувствовал себя не просто основным игроком, но и любимцем болельщиков, которого перестали критиковать журналисты. Как всегда, подтверждая слова моего первого президента Раффаэле Д’Анджело, я играл каждый матч так, будто это финал – чтобы оправдать доверие, которое Бониперти, а также Вичпалек, Парола и Трапаттони всегда проявляли ко мне.
И когда я вспоминаю те дни, когда не хотел переходить из «Варезе» в «Ювентус», я немного понимаю Вирдиса, который летом 1977 года шокировал всех, заявив, что предпочитает остаться в «Кальяри», а не переходить к нам. Бониперти пришлось лично ехать на Сардинию, чтобы убедить его, и только тогда, когда многие уже думали, что Вирдис останется там навсегда – как когда-то сделал Рива, – переход все же состоялся.
В сущности, Пьетро, как и я, боялся, что не будет играть в «Ювентусе»: ведь основными нападающими тогда были Бонинсенья и Беттега – забившие голы, принесшие скудетто и победу в Кубке УЕФА. К тому же Вирдису было всего двадцать лет, и он – сардинец, очень привязанный к своей земле и команде, где вырос. Так или иначе, я понимаю его сомнения и сопротивление, ведь и сам, когда меня звали в «Ювентус», испытывал нечто похожее.
То, что он сначала так решительно отказывался переходить к нам, осложнило его попадание в коллектив – а у нас тогда была очень сплоченная команда. Мы ничего не имели против него, просто ждали, когда он сам поймет, как здесь все устроено, и сделает шаг навстречу. По характеру Вирдис был замкнутым, воспитанным и очень молчаливым – ему понадобился почти год, чтобы по-настоящему раскрыться. Постепенно он завоевывал уважение и симпатию всех – прежде всего как человек, потому что с точки зрения техники и мастерства никто в нем не сомневался.
И действительно, Трапаттони, который разговаривал со всеми – на поле и за его пределами, – сразу понял потенциал Вирдиса, как и у другого новичка, Фанны, приглашенного на место Дамьяни. Бониперти очень рассчитывал на них обоих, ведь клуб был полон амбиций в преддверии нового похода за Кубком чемпионов.
Хотя начинал он со скамейки, Вирдис сыграл во всех первых трех матчах – тех, где я словно взорвался, став временно лучшим бомбардиром «Ювентуса» с двумя голами, точно как наши мастера Беттега и Бонинсенья. Невероятно! Те забили по дублю в стартовой игре чемпионата против «Фоджи», а я отличился во втором туре – в Неаполе, где мы, кстати, забили вместе с Вирдисом, а потом и в третьем, на «Сан-Сиро», где сыграли 1:1 с «Миланом».
Трапаттони продолжал ставить меня на левый фланг обороны, и начало сезона казалось счастливым повторением прошлого. К концу сентября мы снова лидировали в чемпионате – наравне с удивительным «Дженоа» Джиджи Симони, где играли Пруццо и наш бывший партнер Дамьяни, который теперь не мог побеждать нас на поле, но брал свое в конкурсах элегантности в раздевалке «бьянконери».
Но главное – к концу сентября мы успешно прошли первый барьер в Кубке чемпионов. Да, кипрская «Омония» – не гранд, но победы 3:0 в гостях и 2:0 дома (гол Фанны и два – Вирдиса) подтвердили, что Бониперти, который любит обновлять состав, на этот раз не ошибся с усилением.
Но внезапно моя жизнь – и жизнь всего итальянского футбола – была потрясена трагедией, от которой у меня до сих пор мурашки по коже. Настолько, что я навсегда запомнил дату того проклятого дня.
30 октября 1977 года – холодный и влажный осенний день. Мы играем в гостях против сенсации чемпионата – «Перуджи», которая имеет столько же очков, сколько и мы, и мечтает подшутить над нами после того, как год назад лишила нас скудетто в последнем туре благодаря голу Ренато Кури. «Перуджа» – отличная команда, которой руководит Кастаньер: Фрозио, Баньи, Новеллино и, конечно, Кури – невысокий полузащитник с густыми усами, способный бегать без остановки все девяносто минут.
Мы выходим тем же составом, что выиграл Кубок УЕФА в Бильбао и скудетто в Генуе. К концу первого тайма счет остается 0:0, поле раскисло от дождя, но мы все еще надеемся победить. Однако второй тайм начинается – и заканчивается почти сразу.
Не проходит и пяти минут, как Кури, бежавший всего в метре от меня, вдруг покачнулся, никем не задетый, и рухнул на землю. Я не понимаю, что произошло, но он тут же поднимается, спокойно говорит товарищам:
- Все в порядке, ничего не случилось.
Я думаю, что он просто поскользнулся, но через мгновение делает еще один рывок – и снова падает. Я оказываюсь рядом одним из первых, вместе со Ширеа и Бенетти, а капитан «Перуджи» Ваннини зовет клубного врача. К нему сразу же бросается и наш доктор, Ла Неве. Они пытаются привести Кури в чувство, но не получается, и по их лицам мы понимаем: происходит нечто страшное.
Кури уносят с поля на носилках. Когда мы возвращаемся к игре, слышим сирену скорой помощи – его везут в больницу. Но на поле никто из нас уже не в состоянии думать о футболе. Мы словно зомби, и матч закономерно заканчивается 0:0.
Мы возвращаемся в раздевалку, и в нереальной тишине, какой я больше никогда не услышал за всю карьеру, нам сообщают: Кури умер. Его товарищи по команде начинают плакать, мы пытаемся их утешить – напрасно. Это образы, которые навсегда останутся в моей памяти, каждый раз, когда я думаю о «Перудже». На поле можно проиграть скудетто, но не жизнь товарища или соперника.
Самое страшное воспоминание того дня – визит в морг. Мы идем попрощаться с Кури. Впервые вижу его вблизи – лежащего на металлических носилках, в форме «Перуджи» с номером 8, в белых шортах, в бутсах, с усами, прилипшими к неподвижному лицу. Он будто спит. И я предпочитаю помнить его именно так – маленьким, но великим Кури, родившимся всего на неделю раньше меня, 20 сентября 1953 года. Почти мой ровесник, бедняга.
Находясь далеко от места этой трагедии – «Милан» побеждает «Фоджу» и обходит нас в таблице, заставляя начинать погоню. Мы привыкли догонять, привыкли терпеть и играть на износ, но всему есть предел. Когда выбывает Бенетти, его десятый номер достается мне. И это случается не в каком-нибудь матче, а против «Интера». До этого я уже выходил под номерами 4, 5, 7, а теперь вдруг – 10.
На «Сан-Сиро» я играю в футболке с номером 10, которую раньше носили Сивори и Капелло. Невероятно. Мой прямой оппонент – Марини, мой бывший партнер по «Варезе». Матч решает гол Тарделли. На новой позиции я справляюсь и на этот раз, но уже в следующем туре, когда возвращается Бенетти, я снова иду на левый фланг обороны.
Очевидно, Трапаттони понял, что универсальность – моя сильная сторона: во втором круге он ставит меня и вместо Тарделли, под восьмым номером.
- Клаудио, – говорит он, – ты великий защитник, но можешь играть везде. Сегодня выйдешь в полузащите, пока Марко нет.
Он говорил это с уверенностью и, как всегда, заражал своей верой.
Следующий выезд – и снова победа, 2:0 над «Аталантой» в Бергамо. Первый гол в Серии А забивает молодой Вердза, талантливый полузащитник, второй – Бенетти. Так я завершил свою коллекцию номеров «Ювентуса»: их стало семь. Больше я не надену только единицу Дзоффа, шестерку Ширеа, девятку Бонинсеньи, десятый номер Беттеги и одиннадцатый – Бонека. Все хорошо, но не стоит и перебарщивать, верно?
В то воскресенье мы вновь выходим на первое место. Второй скудетто подряд становится все ближе: остается всего три матча до завоевания второй подряд европейской чаши – но на этот раз это будет Кубок чемпионов, а не Кубок УЕФА.
В 1/8 финала без труда выбиваем североирландский «Гленторан» из Белфаста с общим счетом 6:0 по сумме двух матчей. В четвертьфинале, однако, рискуем вылететь от «Аякса»: играем 1:1 и в Амстердаме, и в Турине. Приходится бить пенальти, и удача улыбается нам, несмотря на мою ошибку.
Трапаттони так мне доверяет, что спрашивает:
- Клаудио, пробьешь?
А я, никогда в жизни не уходивший от ответственности, отвечаю:
- Мистер, что за вопросы? Конечно, пробью.
Правду говоря, до того дня я ни разу не бил пенальти в официальном матче, но не боялся промахнуться: на тренировках я часто их исполнял и почти всегда забивал – даже Дино Дзоффу. На этот раз, однако, я перебарщиваю: разгоняюсь чуть ли не на полуполя, и мяч улетает высоко над сектором «Филадельфия», словно я играю в регби. По трибунам проходит разочарованный гул.
Возвращаясь к центру, пересекаюсь с Дзоффом, который готовится вставать в ворота. Он лишь успевает посмотреть на меня, а я шепчу:
- Дино, теперь твоя очередь.
И он действительно спасает: берет удар Гелса – и это перелом. Видимо, моя промашка психологически ударила по голландцам: они промахиваются еще раз. Остальное делают Бенетти, Кабрини и Каузио – бьют точно. К счастью, никто мне больше не припомнит тот промах: мы уже в полуфинале против полузнакомого «Брюгге», на бумаге он гораздо слабее «Аякса». Болельщики уже мечтают о финале на легендарном «Уэмбли», где нас ждет победитель пары «Боруссия Менхенгладбах» – «Ливерпуль».
Как это часто бывает, поле опровергает прогнозы. В Турине, в первом матче, нам невероятно тяжело, и лишь в концовке Беттега забивает победный мяч – 1:0. Преимущество невелико, но если в прошлом году мы выстояли в логове басков, то сможем и сейчас. Нас отделяют 90 минут от первого в истории клуба финала Кубка чемпионов – нельзя упускать такой шанс.
Мы едем в Брюгге уверенные, что пройдем дальше, но уже на пятой минуте пропускаем. Как когда-то в моем дебюте, Фурино остается в запасе, а я играю медиано. Трапаттони неожиданно оставляет Бонинсенью на лавке, предпочитая ему Фанну. Мы стараемся сравнять, но ничего не выходит. Основное время заканчивается 0:1, и мы уходим в овертайм. Наконец выходит Бонинсенья, но уже поздно. Игра вязнет, и, как с «Аяксом», пахнет серией пенальти.
Вдруг – то ли от усталости, то ли из-за грязного поля – я поскальзываюсь и касаюсь мяча рукой, да еще и в центре поля. В первом тайме меня уже предупреждали за то, что я дернулся в «стенке». Второе предупреждение – и удаление. Арбитр ошибается, не учитывая изнуренность игрока в самом конце дополнительного времени, слишком сурово ко мне отнесся. Это первое – и так и останется единственным – удаление в моей карьере, да еще и не за грубую игру.
В бешенстве я не успеваю добежать до нашей раздевалки, как слышу рев трибун – и все понимаю, даже не видя эпизода: Ван дер Эйккен делает счет 2:0 за три минуты до конца. Жестокая насмешка – видеть, как тает мечта о финале против команды боевой, но совершенно обычной; и личное проклятие для меня: я никогда не смогу переварить это удаление по сумме предупреждений, ни одно из которых не было за грубость. Доказательств не будет, но уверен: останься я на поле – мы дотянули бы как минимум до пенальти.
В самолете на обратном пути у нас мрачные лица. Бонинсенья взбешен тем, что Трапаттони выпустил его лишь на последнюю четверть часа; Бониперти, сидящий в первом ряду, с трудом сдерживает злость. Остается одно – окунуться в чемпионат: ведь скудетто – единственный способ вернуться в Кубок чемпионов в следующем сезоне.
Четыре дня спустя мы играем в Болонье. Я снова выхожу слева в обороне и иду на поле с желанием разнести все, чтобы забыть это нелепое удаление. Подключаюсь вперед и, замыкая навес – безупречный, как всегда, у великого Каузио, – вколачиваю в сетку как настоящий нападающий. Сразу после этого «Болонья» сравнивает счет усилиями Мазелли – 1:1. Тем не менее у нас сохраняется трехочковое преимущество над «Торино», и его нам хватает: обыгрываем «Пескару» и играем вничью с «Ромой».
Мы становимся чемпионами за тур до конца. Для «Ювентуса» это восемнадцатый титул, для меня – третий за пять лет. В целом жаловаться не на что.
Да и некогда – не остается времени терзаться воспоминаниями об удалении и несостоявшемся финале. Это год чемпионата мира в Аргентине – точнее, Мундиаль, как говорят все. Мой первый чемпионат мира, и я не могу дождаться, чтобы прожить это новое приключение – вместе со многими партнерами по «Ювентусу».
Беардзот, как и Трапаттони, всегда верил в меня, и я знал, что с ним Италия не ударит в грязь лицом – даже против таких сложных соперников, как Франция, Венгрия и, прежде всего, сильнейшая Аргентина, хозяйка турнира.
Последний товарищеский матч перед вылетом в Южную Америку заканчивается ничьей – 0:0 с Югославией в Риме, под свист и поток критики. Практически это был «Ювентуса»: я, Дзофф, Бенетти, Ширеа, Каузио, Тарделли, Беттега, к которым добавились Дзаккарелли и Грациани из «Торино», Мальдера из «Милана» и Беллуджи из «Болоньи».
Накануне дебюта против Франции Беардзот делает смелый шаг – показывает ту решимость, которой у него многие не ожидали. Замечая, что Кабрини и Росси находятся в лучшей форме, чем Мальдера и Грациани, он выпускает их с первых минут – против Франции Платини.
Кабрини, который мало играл за «Ювентус», дебютирует в сборной в двадцать лет. Росси, всего на год старше, становится вторым в гонке бомбардиров Серии А с «Виченцей» и теперь в третий раз играет за национальную команду. Он действует с хладнокровием ветерана: забивает первый гол Италии на чемпионате, сравнивая счет после быстрого гола Лякомба, который вывел французов вперед в самом начале.
Мы играем действительно хорошо, и во втором тайме Дзаккарелли забивает заслуженный победный гол – 2:1, с моего паса с правого фланга.
Такое начало вызвало восторг всей Италии, страна влюбляется в нас. Но никто, кроме телевизионщиков, не может представить атмосферу, царившую в Аргентине в те дни.
Наш лагерь располагался в элитном Hindu Club – гольф-клубе на окраине Буэнос-Айреса, утопающем в зелени. Там все выглядело спокойно, но стоило выехать на автобусе в город – и становилось ясно, что в столице ничуть не спокойно. Напряжение ощущалось повсюду: полиция стояла на каждом углу, особенно на больших площадях.
На знаменитой Plaza de Mayo мы видели десятки женщин, державших в руках большие фотографии своих пропавших сыновей – почти всех, как тихо рассказывали наши гиды, выбросили из самолетов в море. Когда эти матери, в слезах, замечали, что наш автобус – с итальянской сборной, они поднимали фотографии, чтобы мы их увидели, и выкрикивали что-то, чего мы не понимали.
Это были сцены, от которых по коже шли мурашки и которые вызывали беспомощность – у меня и у всех моих товарищей. Мы смотрели в окна автобуса, видели, как кто-то замедляет ход, а кто-то даже останавливается рядом, просто чтобы нас поприветствовать или поаплодировать – и тут же вмешивалась полиция: с дикой яростью она била дубинками по машинам и стеклам, крича водителям, чтобы убирались прочь.
То же происходило, когда мы пытались прогуляться по городу. Мы всегда были в сопровождении охраны, а полицейские рядом с нами были мрачны и напряжены, словно в любую секунду ожидали теракта. Никто не подходил, не просил автографов – при малейшей попытке они мгновенно поднимали дубинки, будто приказывали: «Не подходить!»
- Почему вы бьете? Зачем все это? – однажды спросил Беардзот, выражая общее чувство.
Но никто не ответил. Полиция двигалась как машины – рывками, с каменными лицами. В глазах людей, особенно молодых, читался страх. Но телевидение не показывало ни протестов, ни столкновений, ни полицейских кордонов. Мировой чемпионат должен был быть праздником, и мы, сами того не желая, становились актерами спектакля, призванного прикрыть диктатуру генералов.
В этой странной атмосфере мы старались сосредоточиться на играх. По пути на стадион мы заряжались, слушая запись аргентинского комментатора Муньоса, который комментировал нашу сборную в прошлых матчах.
После побед 2:1 над Францией и 3:1 над Венгрией мы подошли к последнему матчу группового этапа с Аргентиной, имея равное количество очков.
Беардзот сохраняет тот же состав – никто не хочет отдыхать, но вскоре ему все же приходится сделать замену: Беллуджи получает травму, и на поле выходит Куккуредду. Он смещается на мое место, где я должен был играть против Ортиса, а меня Беардзот направляет опекать Марио Кемпеса – самого опасного из всех, кто, как мы потом узнаем, станет лучшим бомбардиром чемпионата мира.
Кемпес выше меня сантиметров на десять, но я не даю ему коснуться мяча, предвосхищая каждое движение – даже в борьбе на втором этаже. Мы все проводим выдающийся матч, и во втором тайме Беттега забивает гол, который оглушает «Монументаль» – стадион «Ривер Плейт».
После этого аргентинцы приходят в ярость и начинают играть грубо. Тарантини и Пасарелла особенно злы, но самым грязным оказывается Галлего, который исподтишка царапает ногтями и щипает Росси, Беттегу и всех, кто оказывается рядом. Такого я не видел ни до, ни после – клянусь. Несмотря на физическое и психологическое давление, мы побеждаем 1:0, преподнеся сопернику настоящий урок футбола.
И многие аргентинские болельщики, противники режима Виделы, празднуют вместе с итальянцами – открыто или тайно, ведь в Аргентине жило много наших соотечественников и их детей. Победить Аргентину на ее поле, при 75 тысячах зрителей, убежденных в своем превосходстве, – это было колоссальное удовлетворение.
Мы великолепно выходим из группы: сыграли вничью с ФРГ, обыграли Австрию (снова гол Росси) и, победив Голландию, должны были бы попасть в финал против Аргентины. Хозяева боялись нас до дрожи, потому что знали – именно мы можем испортить им праздник. И вся страна болела против нас.
Мы выходим вперед после автогола и полностью доминируем в первом тайме. По игре мы выглядели как настоящие голландцы – быстрые, техничные, уверенные. Казалось, все решено. Даже Беардзот поддается настроению и в перерыве говорит Каузио:
- Синьор, выйди, отдохни, я хочу тебя поберечь к финалу.
На поле выходит Клаудио Сала – отличный игрок, но по стилю совсем другой. Поймите правильно: он не виноват. Однако, как назло, вскоре после этой замены Голландия сравнивает – ударом Брандтса, а потом обгоняет: невероятный дальний выстрел Хаана. Два удара – два гола. И больше Голландия в том матче не создала ничего.
В Италии потом говорили, что виноват бедолага Дзофф – мол, мог спасти. А ведь он сыграет еще не один выдающийся матч, в том числе финал за третье место против Бразилии, который мы проиграем, но где Дино покажет, что в тридцать шесть лет он вовсе не «стар». Он это докажет позже.
Жаль тот чемпионат. Потому что именно мы играли в самый красивый футбол турнира. Это останется одним из моих самых горьких сожалений в жизни. Не знаю, что бы я отдал, чтобы сыграть тот финал против Аргентины – уверен, мы победили бы снова, став чемпионами мира на четыре года раньше.
Перевод и адаптация – Алексей Логинов
Продолжение следует.
Подписки:
Открытый канал в Telegram Алексея Логинова
Премиум-канал в Telegram (более 50 лонг-ридов о кальчо)