Говорим мы как-то с Максом...

Мы обязательно продолжим разговор и о сборной, и о нашем футболе, и о его проблемах. Но вот сегодня нового текста я писать не буду. Сегодня какой-то такой... Промежуточный совсем уж день. Я решил выложить сюда разговор с моим старинным товарищем Максимом Андреевым. Мы общались в аське примерно час спустя после матча с Израилем. Оказывается, это подталкивает к какой-то доверительности. Макс опубликовал это у себя в ЖЖ с моего разрешения, а я, увидев, что публа вызвала определенныц резонанс среди наших общих знакомых, подумал: раз так, пусть ляжет и у меня на блог. Сожалею за некоторые ненормативные выражения, но разговор был в аське. Из песни слова не выплюнешь.

Seymour: А еще – это дикий трюизм, конечно, – но не умеем мы играть решающие матчи. Ломаемся как былинка на ветру.

Utkin: А с Англией не решающий матч был?

Seymour: Мне кажется, нет. Это как тогда с Францией 3:2. Вот с Украиной был решающий.

Utkin: Это очень все относительно и совершенно задним умом.

Seymour: Может быть. Но вот я всем, в том числе и Гридасову еще до матча говорил, что не выиграем – исключительно на этом основании. Прыгнуть выше пупка, когда надо, мы можем. А в решающую минуту взять свое – нет.

Utkin: Почему свое, Макс? Почему? Не свое. Это такой же матч, как с англами. Мы на выезде выиграли только у Эстонии, Макс!

Seymour: Ну да, ты прав. Я неточно выразился. Это все масс-медийное пространство виновато. Оно диктует, что Израиль и Словакию мы обыгрывать обязаны. А почему, с какой стати обязаны? Вроде понимаешь, что не так, но все равно попадаешь под гипноз.

Utkin: Насчет «обязаны» – тут, понимаешь, масс-медиа на футболистов впрямую мало действует. У них своя мотивация. Там соотношение цели и расстояния до нее. У Израиля «должны» уж никак не потому, что Малахов так считает. Должны, потому что Англию ..бнули и потому, что один матч оставался до Евро.

Seymour: На футболистов, может, и не действует. Но вот на мою тещу – еще как. Между прочим, я всегда про журналистику думал, что она греховна по сути. Писал об этом лет 15 назад в «Независьке» и всегда дико рефлексировал. То есть реально стыдился профессии. Была же «Сладкая жизнь» Феллини – как раз про это.

Utkin: Я фильм нетвердо помню, но в принципе с тобой не согласен. Могу доказать.

Seymour: Знал, что ты не согласишься, и примерно знаю, как ты будешь доказывать. Но если не впадлу – докажи.

Utkin: Уверен, что мои аргументы тебя удивят.

Seymour: Меня так трудно удивить. Попробуй.

Utkin: Я считаю, что то, из чего состоит профессионализм журналиста, является добродетелью. Если сформулировать кратко, то журналистика – это искусство трезво и внимательно смотреть на мир и четко выражать по этому поводу свои наблюдения и мысли. Это абсолютно вписывается в добродетели, к этому любой человек должен стремиться.

Seymour: То, о чем ты говоришь, – практически уже литература, а не журналистика. То есть именно так нам на первом курсе ВГИКа один очень умный человек объяснял задачи кинокритики. А правильная кинокритика в моем понимании – это часть литературного пространства.

Utkin: Как и хорошая журналистика. А то, в чем ты видишь зло – это не к профессии относится. Это относится к тому, что с ней происходит в современном мире. Что с ней делает, в частности, борьба за тираж... Да и не с ней, не с профессией, а с журналистами.

Seymour: Но это то, с чем каждый день приходится сталкиваться.

Utkin: Да. Как и с соблазнами, Макс!

Seymour: Да-да, Вася! Вот ведение ток-шоу – чем не соблазн?!

Utkin: В Нагорной про ток-шоу прямо не сказано... Поэтому все по Нагорной.