«Разрезал сапоги и стал доставать из ног куски металла». 12 лучших интервью о пределах человеческих возможностей
Олег Белаковский: «Когда Харламов натягивал коньки, мы еле сдерживали слезы»
Я рвался отомстить немцам за маму. Когда ее вывозили из блокадного Ленинграда через Ладожское озеро, в машину, в которой была мама, попала бомба. Ее не стало. Меня назначили на кафедру инфекционных болезней, но я убедил руководство, что мне нужно на фронт. Назначили старшим врачом воздушно-десантной бригады. Наскоро потренировались и поднялись на высоту 400 метров. Сердце страшно колотилось, а инструктор командовал: «Если не откроется основной парашют, дергай за кольцо запасного». Ударил меня по плечу и я шагнул в бездну. Сумасшедшее ощущение. Тогда все прошло успешно, но однажды основной парашют слипся из-за смерзшейся влаги и не раскрылся – спас запасной.
Во время сражений в Финляндии у меня под ногами взорвалась мина. Повезло, пострадали только колени и голени. Разрезал сапоги, выпил 200 грамм и стал доставать из ног куски металла. Осенью 1944-го нас перебросили в Могилев. Как-то встретил у кинотеатра темноглазую девушку, скромно одетую. Решился подойти познакомиться и тут же влюбился. У нас с Ниной начались удивительные романтические отношения. Встретили вместе новый год, но вскоре меня отправили в Польшу. Договорились переписываться, но к лету письма от Нины приходить перестали.
Отпуск мне дали только в ноябре. На перекладных я отправился из Венгрии в Ленинград и по пути решил заскочить в Могилев. Со мной был ординарец – 14-летний мальчик, повзрослевший за годы войны. Перед домом Нины решили выпить – до того сильно я волновался. Воды с собой не было, раскололи лед на ближайшем озере, разбавили спирт. Ночь. Стучим в дверь – Нина поначалу не узнала меня: «Ковыляйте отсюда!» После войны по городам слонялось много бездомных и воров. Выручила мать Нины: «Это же Алик!»
Обняли, обогрели, накормили. Но я чуял: что-то не так. Утром мать призналась мне, что назавтра у Нины назначена свадьба. Вскоре появился и жених. Нина представила его: «Юрий, офицер». Разговора не вышло, Юрий ушел. Вечером мы с Ниной и моим юным ординарцем Николаем Петровичем пошли на танцы. Туда заглянул и Юрий в компании прилично выпивших офицеров.
Примчалась подруга Нины: «Уходите отсюда, а то они убьют вас!» Мы с ординарцем остались, а Нину отправили домой. К нам подошел один из друзей Юрия: «Капитан, езжай отсюда. У Нины завтра свадьба». – «Уеду, если Нина захочет». И двинул домой. Вышли с ординарцем на улицу и спиной почувствовали, что сейчас по нам начнут стрелять. И правда – в ночной тишине раздалось два выстрела. Ординарец по моему приказу побежал домой, а я в ответ открыл огонь из трофейного «Вальтера».
Дома сказал заплаканной Нине: «Если выходишь за Юрия – я сегодня же возвращаюсь в Ленинград». Она ответила: «Останься». Наутро пошли в могилевский ЗАГС. Нам выдали свидетельство о браке, на котором было написано по-белорусски: «Пасведчанне аб шлюбе». С моей любимой Ниночкой мы счастливо прожили больше 50 лет.
Лев Нетто: «Игорь защищал Белый дом в 91-м, но я узнал об этом только после его смерти»
Выдвинулись в лес, слышим – впереди какая-то группа. Звучит русская речь. Командир закричал: «Свои! Наконец-то!» Подошли поближе – а те в немецкой форме. Оказалось, это карательный отряд – ребята из Псковской области, такие же молодые, как мы. Командир: «Ложись! К бою!» Завязалась перестрелка. Силы были неравны. Нас засыпали зажигалками и разрывными пулями, а мы берегли последние гранаты. Там было много валунов – прятались за ними. Мой друг был рядом, лейтенант. Приподнялся, бросил гранату. Крикнул: «За Родину! За Ста…» – а дальше не успел. Разрывными пулями снесло голову. У меня вся одежда была в его сером веществе.
Эстонец со мной рядом был: «Ну все, Лео». Отвечаю: «Точно все». Посмотрели друг на друга и как бы простились. Поняли, что жизнь наша закончена. Через пару секунд он метнул лимонку и его тоже не стало. Я достал чеку, собрался повторить то же самое. А встать нужно было очень быстро, чтобы успеть крикнуть «За родину! За Сталина!» и бросить гранату – потому что если будешь тянуть, тебя сразу разнесут. Закрыл глаза. Уперся руками в землю – в одной держал гранату с чекой. Думаю: «Сейчас оттолкнусь и быстро поднимусь».
И в эти секунды, пока глаза были закрыты, я увидел плачущую маму – сидит дома и плачет, а я готовлюсь из запасного полка ехать на фронт. Открываю глаза и вижу, что нас окружили – а меня хочет застрелить один из карателей. Держит автомат – а выстрелить не может, оружие ходит ходуном, видимо, руки перебиты. Говорю ему: «Давай! Что ты меня мучаешь?» Подбежал другой каратель и ногой выбил у него автомат: «Ты что? Тут все окружено – своих перестреляешь». Я остался жив. Стою с поднятыми руками и тут на меня несется эстонский старик в шапке ушанке. Кричит: «Где этот молокосос-освободитель? Дайте мне его!» Когда ему до меня оставалась буквально пара шагов, его остановили немцы, взявшие меня в плен. Второй раз за минуту я разминулся со смертью.
Сергей Ольшанский: «Сыграл за сборную, а через три дня меня отправили служить на Камчатку»
Решили как-то пройтись по парижским магазинам – без денег. Вдруг Володька Редин увидел те же самые сапоги-чулки и рванул в гостиницу за наличными – боялся, что все разберут. Двери в магазине были стеклянные и раздвижные. Так Вовка несся с такой скоростью, что не заметил их, а они не успели раздвинуться. Влетел в них лбом. Продавщицы в панике. Стали лед к шишке прикладывать.
Еще один случай произошел с Николаем Петровичем Старостиным. Пошел он как-то закупаться со своим помощником Анатолием Коршуновым. Набрали вещей, идут расплачиваться, а там обед. Касса закрылась прямо перед Старостиным, а у него полные сумки в руках. Ему говорят: «Ноу-ноу!». Старостин сплюнул так и выдал: «Какой нах.й ноу?! Я в Москве все проблемы одним ударом решаю». И бабахнул по прилавку кулаком. Мы все ахнули.
Юрий Васильков: «Португалец из «Динамо» просил ночью принять роды у его кошки»
Был случай – я такого не ожидал от Романцева. Он всегда выглядел суровым человеком, а тут заканчиваю взвешивать игроков, готовлюсь к короткому докладу. Подходит Романцев с каменным выражением лица. Говорит: «Давай двоих еще раз взвесим». Ставит Цымбаларя и Мамедова. У каждого по 5 лишних килограммов. У меня ощущение – будто из космоса прилетел. Ничего понять не могу. 5 минут назад было 70 кг – сейчас 75,5. Что, они успели позавтракать? Не бывает же такого. Романцев выдает: «Ну что, надо нашего доктора наказывать». Думаю: ну я попал.
Тут издалека мне Андрюха Пятницкий подмигнул. Я понял, что меня «везут». Оказалось, они под майку надели грузовые пояса. Из фитнеса их притащили, жулики. Хотя я и догадывался: Цымбаларь с Мамедовым становились на весы без улыбочек, но как будто нашкодившие. Иваныч всегда замечал, когда команда закисала. Подморгнет мне: «Давай что-нибудь устроим».
Однажды устроили забеги. Видеоператор с чемоданом, доктор с чемоданом, сапожник с тяжелым кейсом и массажист с двумя сумочками. У меня чемодан самый тяжелый. К финишу пришел предпоследним. Команда хохотала. Такое вот мини-шоу для команды. Без таких послаблений невозможно. Когда на сборах грузят по три тренировки в день плюс зарядки или теория, игроки еле ноги ворочают, доходят до номера и падают. Шутками мы снимали чудовищный стресс.
Идем в декабре мимо бассейна с Тихоновым, Титовым и Барановым. Они мне: «Прыгнешь с чемоданом? Тысяча долларов». Мне-то все равно – я ж подводник, но за чемодан опасался – он хоть и запечатан, но там же столько медикаментов. «Ну вас на фиг», – отвечаю.
Валерий Маслов: «Смородская в футболе сечет – ее же Газзаев два года натаскивал»
Близилась игра с Баку. Любой результат кроме ничейного выводил в финальный раунд чемпионата Ереван. Ну мы на ничейку договорились и скатали 2:2. После матча Бесков приходит с журналистом Кучеренко и обвиняет нас, что игру продали. Говорю Аничкину: «Витя, держи меня, а то убью его». Нет, ну как три тренера – Бесков с двумя помощниками – не могли посчитать, какой результат команде выгоден?! Послал его – в итоге за оскорбление старшего по званию мы с Анютой получили по пять суток гауптвахты.
Одна камера, две койки. Пронес себе туда ящик коньяку и ящик шампанского. На санитарной машине привезли. Благо опыт в этом деле был солидный. Когда Бесков отъезжал с динамовской базы, я всегда привозил туда коньяк с шампанским. Константин Иванович об этом знал. Шеф – мудрый мужик: понимал, что необходим разбор между ребятами.
Мы приносили Адамасу Голодцу и Юре Кузнецову, помощникам Беса, пару бутылок коньяка, а остальное распивали командой. В бане попаримся и высказываем друг другу в глаза свои соображения по игре. Мы в том сезоне хорошо шли. На «Динамо» стабильно по 55 тысяч собиралось, Брежнев на каждую игру приезжал – однажды начало матча на 4 минуты задержали, ждали его.
Борис Кузнецов: «ЦСКА меня родил, а «Спартак» – воспитал»
Представь, у меня на шее человек, а у него в руках 20-килограммовый блин. У меня в ногах мячик. Он блин крутит, а я иду к воротам и должен забить. Бегали по вертикальной стене, а там высота приличная – метров шесть. Соревновались – кто выше. Первая тренировка – зимой. Снега по пупок. Прыгнули туда. Тарасов бросает мяч: «Давайте играть в футбол!». А как играть? Выпрыгивали из снега как камикадзе. Генералы смотрели, хохотали – чем больше крови, тем лучше.
Владимир Агапов: «С детства болел за «Спартак», но сейчас я за ЦСКА»
Играют Демин с Никаноровым в бильярд с генералами в ресторане гостиницы, в которой жил ЦДКА. Генерал целится, а Никаноров шепчет Демину: «Тимофеич, слабо ему по жопе дать?». У Никанорова у самого такая лапа была, что если что не так – не сдерживался. А Демин тогда развернулся и ка-а-ак даст генералу. Демина сразу забрали – но скоро же игра, надо как-то вытаскивать. Выручил Николай Александрович Булганин, министр обороны.
Демин, Никаноров – они поддавали будь здоров. Всей командой. А наутро надевали по две майки и начинали готовиться к тренировке. Квартир еще ни у кого не было, жили в гостинице, сейчас она «Славянская» называется.
Вячеслав Чанов: «В Донецке спускался в забой на 600 метров»
Сын начинал в торпедовской школе, получалось неплохо, как и у всех Чановых, но за год зрение упало до «минус трех» и пришлось закончить. Это у него от матери, которая тоже очки носила. Она, к сожалению, погибла.
Еще не старый, остался один... Московские друзья пытались устроить мою личную жизнь, но я всегда говорил: «Нет, пока сердце не щелкнет…» И вот – щелкнуло. Привез ТРАСКО на сборы в Алушту. Девушка из газеты «Фаворит» пришла брать у меня интервью. Стали встречаться. Потом ездил к ней между матчами – на шесть часов до следующего поезда. Она долго сомневалась, я долго убеждал.
В личной жизни «Лужники» помогли. Я был знаком с пресс-атташе стадиона Игорем Ивановым, а там как раз намечался матч «Спартака» в Лиге чемпионов. Звоню редактору газеты «Фаворит»: «Хотите я вашего корреспондента аккредитую на матч Лиги чемпионов?» – «Это было бы прекрасно!» – «Но корреспондентом должна быть девушка, бравшая у меня интервью». Отвечает: «Условие принято». В итоге во время пресс-конференции она сидела на первом ряду, а затем мы вдвоем писали отчет о матче – у меня же журналистское образование. Мы вместе уже 18 лет, у нас растут две дочери.
Виктор Шустиков: «Стрельцов глотнул коньяку, снял тюремную телогрейку и запустил ее в овраг»
Валерка шустрый. Повсюду ездил с учебником английского. Изучал язык, собирался работать журналистом-международником. Поехали как-то в Британию и даже переводчика брать не стали – все Валерка переводил. Он водил дружбу со знаменитыми советскими актерами, поэтами, драматургами. Тогда ведь «Торпедо» было страшно популярно, за нас болела вся богема – Ширвиндт, Даль, Арканов, поэт Дементьев. Олег Даль как-то позвал игроков в «Современник» и прямо во время спектакля спросил, какого числа у «Торпедо» следующий матч.
После аварии не только лица Воронина было не узнать, но и внутренне он стал другим – ушел в себя. Там ведь жуть, что было. Заснул, попал под МАЗ, перевернулся раза четыре и опять встал на колеса. Экспертиза не нашла алкоголя. Просто переутомился. Удар пришелся в голову, но и ребра все переломал и конечности. Первым в больницу Иванов примчался. Рассказывал, что Валера был весь перебинтован, как мумия, и дышал через трубку.
Вернулся в футбол. Даже забил пару мячей. Но, к сожалению, ухудшились отношения с алкоголем. Развелся с женой Валей. Валеру часто клали в психиатрическую клинику и всякий раз он возвращался оттуда бодрым, посвежевшим. Очень хотел работать тренером, но в «Торпедо» его брать опасались. Числился инструктором физкультуры на ЗИЛе. Потом каким-то утром Валеру нашли с пробитой головой в кустах у Варшавских бань. Эх...
Валентин Афонин: «Увидел, что Яшина атакуют, и засадил аргентинцу с носка по ребрам»
Сборы мы проводили в Африке. «Спартак» летал во Францию, Тбилиси в Южную Америку, «Динамо» в Англию, а Ростов – в Мали, Гвинею, Уганду. Прилетели как-то в Мали, а там не поле – железобетон, ни одной травинки. Спасла олимпийская сборная ГДР, дали нам по комплекту резиновых бутс. А перед тем как в автобус садились, местные пугали: «После восьми осторожнее. Белых поймают, съедят». Но ничего, обошлось.
Жили в студенческом городке. Помню, как все на балкон сбегались, когда голые по пояс женщины проходили мимо – несли на голове полотенца, чтобы постирать их в реке Нигер. Для нас-то это запретная тема была, голые женщины, – а они там все так ходили. Еще завтраки запомнились – мы молодые, голодные, ждали, что нам картошки принесут, а нам давали кукурузные хлопья с молоком. Мали же французской колонией была, вот и кормили французскими завтраками.
Алексей Парамонов: «Летом «Спартак» тренировался на аэродроме, зимой – в бывшей конюшне»
От Владивостока до Москвы после Олимпиады в Мельбурне добирались 10 дней. Я повесил в нашем купе гирлянды, на какой-то станции нашли елку. Со мной жили Симонян, Нетто и Сальников, потом Лева Яшин подтянулся. То, что полагалось на ужин в вагоне-ресторане, взяли с собой в купе и отпраздновали наступление 1957-го. На одной из станций в вагон зашел пожилой человек и закричал: «Где здесь Гусь?» Нетто очень не любил, когда его так называли, но подошел, принял в дар ведро водки. А что такое ведро водки на вагон? Никто и не заметил.
Георгий Рябов: «Фидель Кастро похлопал меня по груди: «О, американо?»
После Хорошевки мы жили на Проспекте мира и к нам подселили Сашу Мальцева. Мы жили на втором этаже, а он на четвертом. Он еще не встретил свою Сюзанну, холостой был и, когда их отпускали после игр, прибегал к нам. Залетал на кухню к моей жене, сам холодильник открывал: «Сайда, у тебя есть чего-нибудь пожрать?». Молодой, двадцать лет, любовался собой в зеркале: «Я вроде ничего, а?» Шутил: «Все великие люди в конце апреля родились – Гитлер, Ленин и Мальцев». На двадцатилетие свое приходит: «Пойдемте в ресторане посидим». Так и отмечали втроем, за ужином.