Джон Макинрой. «Всерьёз». Часть 9
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Макинрой не особенно впечатлён Лондоном, но тем не менее успешно выступает на Уимблдоне 1977 года.
От переводчика: ничего не могу сказать о Лондоне времён 1977 года, но сейчас это описание кажется невероятной дикостью!
Иллюстрации подготовила mandragora
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Джон Макинрой. Автобиография. "Всерьёз" ("Serious"). Глава 3 (продолжение)
До Уимблдона оставалось две недели и я отправился в Англию, потренировался неделю на траве, а затем играл квалификацию к соревнованию в Квинс Клаб в западном Лондоне, самом важном разогревочном турнире перед Уимблдоном. Моим соперником был Пат Дюпрэ из Стэнфорда.
Из-за дождя мы играли в зале, на деревянном покрытии. Сократив время перед ударом, я легко выиграл первый сет 6-1. Подумал: «Это довольно просто»
Затем, внезапно, какя-то женщина с трибун начала кричать на меня, наезжать и всё такое прочее. Я подумал: «Что происходит?». Оказалось, что это жена Дюпрэ. Она не давала мне проходу последние два сета и я проиграл матч 7-5, 7-6.
Оказалось, что она делала тоже самое и с другими игроками – не хочу сказать, что это послужило причиной моего поражения, но я действительно был обескуражен. Вот ещё один урок: когда ты играешь против лучших игроков при разных обстоятельствах могут произойти много неожиданностей. Надо научиться приспосабливаться. В тот раз я был совершенно выбит из колеи.
Недолгое участие в Открытом чемпионате Франции дало мне достаточно рейтинговых очков, чтобы попасть в квалификацию Уимблдона, поэтому я подумал, «Какого чёрта!». Поражение от Дюпрэ на самом деле мне даже помогло: если бы я пробился в основную сетку то не думаю, что у меня было бы время сыграть и там и в квалификации к Уимблдону. Так что, спасибо, миссис Дюпрэ!.
Лондон не был таким грандиозно пугающим как Париж – по крайней мере язык был примерно такой же как мой. И основа я нашёл себе экономичное жильё: обшарпанная квартирка на Ёрлс Корт, в которой жили четыре подающих надежды теннисиста за пару фунтов за ночь. На самом деле этот выбор был скорее продиктован желанием сэкономить, чем вызван необходимостью – у меня всё ещё оставались деньги с тех пятисот долларов, да к тому же Уимблдон давал игрокам шестьдесят долларов в день только лишь за участие в квалификации. Так что я мог шиковать!
Игры квала проходили в приятном, но ничем не примечательном клубе Рохэмптон,
примерно в получасе от Уимблдона, чьи организаторы, по-видимому, решили держать простой народ на безопасном расстоянии от священных лужаек Всеанглийского Клуба Травяного Тенниса.
Я, кстати, играл против некоторых довольно известых игроков в квалификации, но у них всех похоже была аллергия на траву. У меня же был небольшой опыт на этом покрытии - я играл пару раз на национальном чемпионате на травяных кортах в Тускалузе, штат Алабама. Корты Рохэмптона были в ужасающем состоянии, но организаторы всё равно вас туда забрасывали.
Легко победив Кристофа Роджера-Васселина и нестабильного немца Ули Мартена в трёх упорных сетах, в третьем круге я играл против Жиля Мореттона, моего соперника в паном разряде на Оранж Боул. Шёл сильный дождь, но по мнению организаторов это было «тони или плыви». Я выплыл, победив в трёх уже привычных сетах и квалифицировался на Уимблдон.
Я помню как отпраздновал это событие пивом из деревянной бочки, которое было невероятно ужасно. У него был привкус дерева и оно было тёплое. Я думал: «Как эти люди это пьют? Где мой Баллантайнс
(линия виски)? Кто вообще эти люди?»
Теперь когда я попал в основную сетку я почуствовал, что заслужил комнату в настоящем отеле и поселился в Канард Интернешнл, который претендовал на изысканность и в нём даже была машина с кубиками льда, что в Лондоне по тем временам было в диковинку.
В комнате всё равно были соседи, но теперь это были игроки получше. Элиот Тельшер, мой соперник по финалу Оранж Боул, который собирался поступать в UCLA и впоследствии вошёл в десятку лучших в мире и Роберт Вант Хоф, поступающий в USC, выигравший впоследствии через несколько лет национальный студенческий чемпионат и позже ставший тренером Линдси Дэвенпорт.
На Уимблдоне была строгая иерархия игроков – начиная со звёзд и заканчивая «квалифаями», все общались со своими равными. Но когда я встретился с Джимом Делани – он был лет на 7-8 старше меня и был где-то в районе первой сотни в рейтинге при моём 233 месте – он был на удивление дружелюбен.
Джим окончил Стэнфорд пару лет назад и, неведо мне, Дик Гоулд, главный теннисный тренер в Стэнфорде попросил его помогать мне во всём на Уимблдоне. Я узнал об этом только несколько лет спустя и очень благодарен Дику. В то время Джим просто указался на удивление приятным парнем, каковым он и на самом деле был.
Он показал мне Лондон. Для молодого игрока одним из самых важных моментов было знание где добыть хорошую, дешёвую еду – что в Лондоне в те дни означало пицца и паста (не могу удержаться и не съязвить: специально для голодных американских прижимистых игроков в Лондоне распространилась некая американская сеть забегаловок, козырным продуктом которой является Биг Мак). Я отрывался. Город теперь стал мне нравиться гораздо больше – даже больше чем он мне нравится сейчас, хотя я и до сих пор люблю туда приезжать – потому что это был последний раз когда я мог быть там совершенно анонимно. Я был абсолютно не в теме. Там есть такой обычай: если ресторан переполнен, кто-нибудь кого ты абсолютно не знаешь может запросто подсесть за твой столик. Как-то вечером к нам подсел какой-то странный парень и я спросил: «Ты кто такой?» (Боже мой, Мак, в каких крысиных норах ты питался??)
Делани помог мне ещё кое в чём важном. Так как он уже несколько лет играл в туре, он знал сильные и слабые стороны многих игроков, с которыми мне нужно было играть в первых кругах. Он был для меня чем-то вроде бесплатного тренера.
Но мне всё равно нужно было играть в теннис.
Это было странно. Когда я поднимался в рейтинге в юниорах мне всё время казалось, что основной тур – это что особенное – что там играли лучшие из лучших.. И вот я на Уимблдоне, главном турнире, в первый раз, побеждаю в первом круге (Исмаил Эль Шафей), во втором (Колин Даудсвелл), в третьем (Карл Мейлер).
И затем в 1/8 я победил Сэнди Майера,
чью игру Джим Делани хорошо знал по совместной учёбе в Стэнфорде. Тогда-то я и стал верить, что смогу стать профессиональным теннисистом. Помню как думал: «Или эти ребята гораздо хуже чем я думал или я намного лучше». Ту пропасть, которая по моему убеждению существовала между юниорами и профессионалами – элитой тенниса – я просто не замечал.
Уимблдон, Корт № 1. Ничто в мире не идёт с этим ни в какое сравнение пока вы на самом деле не ступили на него, просто невозможно себе представить. Запах травы, электрифицирующая близость зрителей и сам вид этого места – насколько более интимного чем может передать телевидение, яркость красок которые вы видите воочию – зелёно-фиолетовые цвета покрытий, трибун, эмблем, униформ; белые, розовые и пыльно-синие цвета гортензий.
28 июня 1977 года. Мне восемнадцать и я совершил практически невозможное: (по крайней мере до Бориса Беккера) приехав на Уимблдон выступать в юниорском разряде прошёл три круга квалификации, чтобы получить место в основной сетке. И, попав туда, я – неизвестный никому любитель с пухлыми щеками, толстыми бёдрами и кучей батончиков сникерс в сумке с ракетками, выпускник школы, пропустивший церемонию выпуска, чтобы попробовать свои возможности в Европе – выиграл четыре первых круга против лучших профессионалов и прообился в чертвертьфинал величайшего теннисного соревнования в мире.
Вплоть до этого момента я был полной неизвестностью на Уимблдоне, я играл в абсолютном забвении, что в Рохэмптоне, что на второстепепенных кортах Всеанглийского Клуба, на которых самая отвратная трава и наверное двенадцать зрителей (включая четверых спящих, в том числе всех линейных). Меня определили во второстепенную раздевалку со всеми теми кто вылетит в первом-втором круге.
Корт № 1, однако, это было уже серьёзно. Теперь когда я прошёл безжалостную мясорубку семи кругов, Уимблдонские власти, всегда свысока посматривающие на тех, кто был по их мнению незначителен (что включало в себя практически каждого) наконец-то соблаговолили сесть и заметить Джона Патрика Макинроя Младшего их Дагластона, Квинс. Я удостоился внимания – пока ещё не Центрального Корта, нет, но и Корт № 1 это вам не хухры-мухры. И я также удостоился самого опасного пока что соперника на турнире.
Его звали Фил Дент и он имел против меня безупречную личку.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------