В 1938 году братья Старостины задумали шоу на Красной площади. В футбол должны были сыграть Троцкий, Муссолини и Гитлер

Документ страшной эпохи.

1938 год начался для Старостиных немногим лучше 37-го. Весной арестовали друзей, бывших одноклубников, Евгения Архангельского и Серафима Кривоносова. С осени прошлого года не было вестей от арестованного мужа Клавдии Старостиной — Виктора Прокофьева.  

То, что еще год назад, летом, казалось пиком их спортивной карьеры, теперь грозило арестом, расстрелом. Или не грозило? 

1937

Политическая кампания против общества «Спартак» запустилась в конце лета 37-го года. К тому моменту уже несколько месяцев было неспокойно: серия арестов прошла по Институту физкультуры, исчезли большие спортивные функционеры, хорошие знакомые братьев, среди них – бывший глава спорткомитета Иван Харченко. И все же это было где-то рядом, не на пороге собственного дома. Тем временем дела у «Спартака» шли лучше некуда. В июле в результате сложной политической и футбольной интриги удалось обыграть невероятно сильную сборную Басконии. Последовавшие за этим заграничные турне в Париж и Антверпен завершились полным триумфом. В чемпионате шла борьба за титул с московским «Динамо».

Все изменилось осенью, после возвращения с Рабочей Олимпиады. Сразу несколько больших газет («Красный спорт», «Комсомольская правда») вышли с редакционными материалами о «буржуазных нравах» в обществе «Спартак». Руководство команды обвиняли в хищениях и перекупке сильных футболистов, игроков – в «профессионализме», многозначительно обещали «разобраться» и «очистить» ряды советского спорта: «Затхлую, гнилую атмосферу рвачества, подкупа, обворовывания общества в значительной мере насаждали враги народа, пробравшиеся во Всесоюзный комитет по делам физкультуры. Им удалось порядком навредить в физкультурном движении. Для ликвидации последствий вредительства в области физкультуры надо решительно очистить спортивные общества, и в частности «Спартак», от буржуазных перерожденцев, грязных дельцов, залезающих в общественный карман, срывающих массовое развитие физкультуры и спорта». Во второй половине 37-го года такие обещания звучали уже совершенно недвусмысленно.

Старостины бросились за помощью к своему главному патрону — руководителю Комсомола и сооснователю «Спартака» Александру Косареву.

Вскоре был выработан план действий: Косарев улаживал дела наверху (он был близким другом главы НКВД Николая Ежова), Старостины — готовили бумаги на имя Сталина и Молотова, в которых доказывали свою невиновность. По политической линии им была обещана поддержка, с экономической они обещали разобраться сами. Постепенно становилось ясно, что прежнюю привычную жизнь уже не вернуть: стипендии игрокам за счет Промкооперации лишились господдержки, даже на чемоданы привезенных из заграницы вещей теперь смотрели с двойным подозрением. А главное – сам футбол стал другим. Невозможно себе представить, что всего год назад командой руководил иностранный («буржуазный») тренер с опытом работы в лучших лигах мира – чех Антонин Фивебр. Едва освоенную командой более современную тактическую схему «дубль-вэ» объявили «несоветской» и «оборонительной». Все, что казалось даже не скорым будущим, а скорым настоящим – регулярные матчи с европейскими командами, устройство национального чемпионата по западному образцу – все вдруг стало вне закона.

И все же там, наверху, что-то сработало: «Спартак» исчез с главных страниц политической хроники. Команда продолжила играть в футбол. Но вот тогда же и начались аресты: друзей, судей матча с басками, Стрепихеева и Рябоконя, легкоатлетов из «Спартака»: Стеблева, Гвоздовера, Пужного. Затем – спартаковских лыжников, затем – Прокофьева, друга, партнера Николая по сборной города 20-х годов, мужа сестры. Как-то помочь, спасти арестованных никакие связи были уже не в состоянии. Через круг своих знакомых в НКВД удавалось узнавать отрывочные подробности о «деле» – как будто бы спартаковцы готовили «заговор», были «связаны с немецкой разведкой», готовили «покушение на Красной площади». 

Еще раньше, в сентябре 37-го, «Спартак» прибыл на матч с московским «Динамо» и не обнаружил на стадионе никого из встречающих. Никто не помог вытащить форму из автобуса, никто не подготовил раздевалку к игре. Старостины запомнили тот матч, завершившийся со счетом 0:0, как один из самых страшных в жизни. Тогда опасность была так велика, что никто не смел даже близко подойти к игрокам «Спартака».

1938

Никто из Старостиных не знает об этом, но к лету 1938-го все арестованные в 1937-м уже мертвы: осуждены Военной Коллегией и расстреляны на полигоне в Коммунарке, под Москвой. Летом есть новая забота – ежегодный спортивный парад на Красной площади.

Участие в параде – большая честь, это главный спортивно-политический театр страны. Здесь два года назад на специально сшитом ковре прямо на площади играли два состава «Спартака». Но участие в новом параде должно было быть важнее всех предыдущих. Выйти на площадь, вытащить «Спартак» (или хотя бы какую-нибудь «спартаковскую идею») на парад значило бы вновь получить политическое признание. А вместе с ним и прощение? Может быть, и не прощение – скорее, знак свыше, охранную грамоту на ближайшее будущее. Таким это будущее виделось из лета 1938 года.

Для участия в параде Николай от имени всех братьев подал свой проект Александру Косареву. Скорее всего, это была формальность – Косарев заранее знал о предложении и, вероятно, даже участвовал в его разработке. Теперь он был всего лишь необходимым передаточным звеном наверх, члену Политбюро Вячеславу Молотову.

Проект братьев Старостиных еще потребует большого историко-культурного комментария. Это не просто советский «Монти Пайтон» за 30 лет до появления оригинала. И не просто черный советский карнавал со всеми сопутствующими признаками (Троцкого вешают на перекладине, имя Гитлера не может произноситься вслух, поэтому его называют «полным Г…» и так далее).

Это документальный привет из лета 1938 года, порожденный ужасом и политической истерией в обществе. В конце концов, предложение было отвергнуто как нецелесообразное, но это меняет немногое. В 1938 году этот проект был возможен. Как было возможно сожжение чучела британского министра Чемберлена на Красной площади несколькими годами ранее. И написали «Фашистскую сбродную…» не сотрудники НКВД в штатском — написали братья Старостины, интеллектуалы, которые затем с достоинством переживут лагерный срок и будут спортивной частью советской интеллигенции до самого конца советской власти. Но в 1938 году им было так страшно, что они придумали и составили отречение от всего «западного», в связях с которым их так настойчиво подозревали. 

Наверняка Старостины не были бы рады обнаружению этого документа при их жизни. Для кого-то его публикация будет разочарованием и теперь. Но важно понять другое: ужасные, страшные времена невозможно пережить героем.

Пережить 1938-й можно было лишь со страхом и отвращением.

Оригиналы документов хранятся в Российском Госархиве Социально-Политической Истории (РГАСПИ). Материал сделан на основе вебдока «Люди гибнут за «Спартак» и его телеграм-канала Бей вперед–игра придет».

Фото: РИА Новости/Иван Шагин