Почему нам так нравится виртуально линчевать Кокорина и Мамаева?

Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).

-Сынок, ты не понимаешь. Бритни Спирс должна умереть… (Южный Парк, 1202)

- В древние времена народ выбирал симпатичную девушку, обвешивал ее украшениями, обращался как с богиней, а потом  смотрел, как она умирает. (Там же)

Признайтесь, читая новости о потенциально разрушительном падении Кокорина и Мамаева в бездну, вы испытываете некое приятное ощущение, словно покалывание в груди, провоцирующее подъем сил. Как будто бы некое чувство справедливости торжествует, и торжествует именно в Вашей жизни, генерируя лишь положительные эмоции. Почему?

10 лет назад вышел весьма примечательный и классически абсурдный эпизод Южного Парка – «Новая внешность Бритни». В ней демонстрируется, как люди – что примечательно, все люди, единая масса, не разделенная никакими признаками, - охотятся за Бритни Спирс, которая на тот момент была в США чуть ли не самой большой знаменитостью. СМИ ведут за певицей охоту, стремясь сфотографировать ее в самых непотребных позах, отыскать на фотографиях прыщи и, конечно, легендарное «верблюжье копытце». Бритни загоняют в поле, под вспышками фотокамер она медленно  умирает. Тогда, наконец, вскрывается древняя традиция – знаменитостей издревле выращивают, окружая богатством, для жертвоприношения, которое приносит богатый урожай кукурузы.

Если выбросить из сюжета эпизода эту самую кукурузу, то получится приближенная к действительности картина. Знаменитость, окруженная богатством, богатством нестандартным – не тем, что добывается годами, трудом и опытом, а богатством внезапным, падающим в юном возрасте (см. любую социальную сеть практически любого молодого футболиста), выращивается на потеху толпе. Исторически, антропологически, Кокорин, Мамаев и любой прочий спортсмен – улучшенная, адаптированная версия древнеримского гладиатора: фигура, выставляемая на потеху толпе, которая ждет крови. Кровь более не является спортивной самоцелью, но жажда крови все еще присуща людям. И столь пристальное созерцание скандала с Кокориным и Мамаевым, если вынести за скобки все сопутствующие факторы, все детали, все атрибуты реального положения вещей, обусловлено именно удовлетворением дремлющей жажды крови. Мы укоренили в себе гуманизм, общечеловеческие ценности и идеалы – мы не признаем кровь, не признаем ритуальное убийство: это за границами нормы.

Но усложненное, усовершенствованное и метафоричное «убийство» - то, что будоражит толпу, то, что когда-то повергало в восторг замученных жизнью людей, пришедших в Колизей посмотреть на сакральный акт. Мы – или вы, или они – все так же тем или иным образом замучены жизнью, и нам приятно наблюдать, как жизнь мучает и тех, кто ею, с нашей точки зрения, не замучен, кто окружен золотом, кто ставит себя выше нас. Мы удовлетворены фактом падения кумиров.

Представьте, что мы живем в поле несколько иного общественного порядка. Кокорин и Мамаев избивают чиновника, младшего брата Кокорина, друг друга – да кого угодно. Мгновенно приезжает машина сверхполицейских, скручивает их, зачитывает права, и через какое-то время Дело № ххх по статье ххх передается в суд. Записи отсмотрены, стороны выслушаны. Правонарушители осуждены, лишаются работы и отправляются в места лишения свободы на тот или иной срок. Никакой шумихи, только торжество справедливости.

Это скучно, тут нет крови или ее аналога, нет того, что зажигает толпу, есть лишь действие отлаженной системы. А в происходящем в реальном мире с Кокориным и Мамаевым нет системы, нет ожидаемого, нет предрешенного; есть столкновение двух миров, есть сочетание невозможного, есть полный разрыв стандартности. И потому толпа взбудоражена, толпа видит то, чего никогда не видела, толпа видит шоу, заставляющее забыть обо всем, заставляющее эмоционально прочувствовать ситуацию, вовлечься в нее. И потому мы вовлечены в эту историю, мы ее чувствуем.

Потому что в ней есть то, что будоражит древнюю, нерафинированную, нерегламентированную, необузданную кровь. Мы наблюдаем завуалированное проявление сакрального акта, акта жертвоприношения той самой абстрактной Бритни Спирс.

И мы в восторге.