Диагноз – Смородская
Я врал. Я ходил в школу, учил детей разнице между Онегиным и Печориным, моделировал с ними на доске комнату Троекурова с медведем, возвращался домой и продолжал врать. В течение нескольких месяцев я врал человеку, который к тому же сам понимал, что я вру. Человек даже подыгрывал мне. Временами я сам верил в свое вранье, по крайней мере, я очень этого хотел. В конце концов, самообман – это лишь производное от надежды.
Когда Смородская возглавила клуб, я простодушно поверил: «Ну, а вдруг?!» Не, уже то, что футболом решила поуправлять женщина, меня, конечно, насторожило. Тем более я ж – представитель менталитета с «традициями из каменного века», по которым женщина в чадре должна быть прикована наручниками к газовой плите на всю жизнь. А как же иначе? Иначе ведь непорядок. Но тут пришлось наступить на горло своей песне и очень осторожно поверить, что она-то (Смородская, а не та, что в чадре у плиты), наконец-то приведет всё в порядок.
Ясно было, что с Николаем Наумовым дальше уже некуда, что в клубе творится что-то не то. Усталость от ежегодного топтания «где-то тут рядом» дошла уже до того состояния, когда разбитое тело и издерганные нервы провоцирует лишь уничижительную самоиронию над своей беспомощностью. А тут Якунин подкидывает новое имя из своего депо: «На, мол, попробуйте». Первые интервью с «трансфертами» хотя и вызвали снисходительную улыбку, но всё ж дали определенную надежду: отличница, спортсменка, комсомолка, к тому же бывший «руководитель ЦСКА и успешный спортивный менеджер». И военная выправка, и презентабельный лоск – всё при ней. Чем не находка после простого инженера с видом добродушного председателя колхоза Наумова?
Ну, а потом болезнь начала себя потихоньку проявлять, хотя изначально вроде незначительными признаками. Но постепенно симптомы, становившиеся всё отчетливее с каждым днем, привели вчера к окончательному диагнозу.
Да, Семин допустил ряд очевидных ошибок. Сделав ставку на определенных игроков, Юрий Павлович не рискнул вышвырнуть за шиворот ряд людей из команды, на место которых можно было бы пригласить на поле совершенно незнакомых, но трудолюбивых и исполнительных работников. Это вообще нормальное явление для подавляющего большинства советских людей, коим Юрий Павлович по своему складу ума, взгляду, отношению ко всему и, в первую очередь, к взаимоотношениям между людьми, без сомнения, является. Эти люди далеко не всегда способны ради качества, производительности приносить в жертву личные отношения с людьми. Таким руководителям чаще легче потерпеть давно знакомого, с которым немало съедено, выпито, пережито, чем уволив его, взять на его место хорошего, но совершенно незнакомого сотрудника. В конце концов, таким легче дождаться заявления «по собственному», чем уволить человека по статье, даже если сотрудник давно уже заслужил это.
С тем составом, который был у Семина, а особенно с тем уровнем взаимоотношений с футболистами он не мог бы большего добиться – ни в плане игры, ни в плане результата. Он не зря просил Милевского, тоже уже знакомого, уже «своего» – Палыч ведь сам видел, понимал, что игра не впечатляет, что результат дается с трудом, его приходится буквально вымучивать. Но, увы, не срослось с Артемом. «Милевский не выглядел убедительно» при наличии (я б даже сказал бомбардиров-киллеров) «пяти нападающих – Сычева, Одемвинги, Майкона, Траоре и Драмана Хамину».
Тут удивительно другое. Несмотря на невыразительную игру, на натужные ничьи и победы, был достигнут результат, который требовался. Хотели зону еврокубков – получите. Это факт, который отрицать невозможно. И любые формулировки типа «он не добился той игры и того результата, которых от него ждали» тут не меньший бред, чем «в связи с допущенными упущениями в работе». А впереди межсезонье, длиннющий сезон – многое можно было бы поправить, исправить, залатать, в конце концов. Ну, да Бог с ним. Семин без работы в любом случае не остался бы, да и «Локомотив» без тренера. Но история с Семиным была первым, ярко выраженным проявлением болезни, если хотите, первым приступом.
История с Алиевым стала вторым приступом – это уже был реальный и затянувший первый кризис больного. Всё, что было наговорено и совершено в тот период, иначе, чем побочными действиями от всевозможных успокоительных препаратов, назвать сложно. Но феназепам уже мало чем помогает – ночной бред становится таким же утомительным для больного, как и признаки болезни днем.
Алиев – неуч. Саша не читал книг и он бы, наверное, не выговорил и двух вразумительных предложений во время беседы про один изгиб тела, который «и на ножке у ней отразился». Но от него этого и не требовалось. От него требовалось совершенно другое – то, что он умеет лучше всего. Разрушив отношения с Семиным, Смородская в силу гордости ли, тупости ли, мстительности ли так и не смогла уговорить Алиева остаться, а ведь изначально возможности для этого были, сам Александр их дал. Но она не захотела ими воспользоваться. Ах, да, у нее ведь были главные цели впереди: «один из лучших полузащитников Европы» и возвращение Джиби Фалля, которого Смородская считает выдающимся футболистом. Ну, да, куда Алиеву со своим «одним финтом» до этих кудесников мяча.
Но даже после этого во мне была вера вперемешку с самообманом. Я продолжал врать и себе, и больному. Врал, что мы обязательно выкарабкаемся, что впереди у нас – цветущая гранатовым садом весна. Врал, что жаркое лето мы обязательно проведем вместе в тени виноградных лоз, следя за тем, как потихоньку камень за камнем мастера переделывают любимый, но уже постаревший дом так, как мы давно хотели, и осенью он уже точно будет совершенно другим – удобным, комфортным, приспособленным максимально к доступным ныне коммуникациям.
Но тут случился очередной приступ, самый тяжелый по своей болезненности. А ведь до этого было много мелких признаков, о некоторых из которых стало известно и вовсе с опозданием – «газон», «Белоус», «эта команда», «шарф», «поуже и пошире»...
Я никогда не думал, что после увольнения Муслина в 2006 в «Локомотиве» с тренером может случиться история, которая просто верблюжьей могучестью переплюнет расставание с сербом. Просто я не верил, что болезнь уже смотрит в глаза. Спустя почти месяц мы так и не получили вразумительных объяснений от клуба, за что же был уволен тренер. Всё, что уже скажет Красножан, при всем уважении к Юрию Анатольевичу, мне малоинтересно – он уже никакого отношения к «Локомотиву» не имеет. Мне, как рядовому болельщику, который переживает за клуб почти 20 лет, который даже в период разгула бышовщины в команде не отвернулся от неё ни на минуту, хотелось услышать, почему был вышвырнут тренер, который давал результат, благодаря которому наконец-то появилось что-то, отдаленно напоминающее «рисунок игры».
Но любительница поболтать с журналистами (и использующая эту возможность для тошнотворно частого употребления местоимения «я») президент так ничего и не рассказала. Смородская даже через сайт клуба не попыталась привлечь на свою сторону болельщиков, убедив их в своей правоте. Оно и понятно – её с первого дня в клубе не особо волновало мнение болельщиков. Я б зауважал эту женщину, если бы она, уверенная в своей правоте, уволив Красножана, ушла бы после коротких и ясных комментариев и сама из клуба. Но и этого не произошло – все-таки для это мало быть даже «такой мужчиной». А теперь мы получили тренера, который «будет пропагандировать комбинационный футбол…» Дальше даже самоуспокаивающая ложь вперемешку с надеждой не помогают.
Есть болезни, которые невозможно с какого-то момента лечить медикаментозно – необходимо обязательное удаление очага болезни. Но бывает, что даже для прикосновения скальпеля наступает крайний срок – слишком позднее вмешательство хирурга может лишь ускорить необратимый процесс. Когда шифровавшуюся изначально под двустороннюю пневмонию, а потом под туберкулез болезнь отца наконец-то точно определили, на наш вопрос о хирургическом вмешательстве нам жестоко, но честно ответили: «Поздно».
В «Локомотиве» для удаления «очага болезни» не всё еще потеряно – есть целых два отрезка чемпионата, еще открыто трансферное окно. Вопрос в том, волнует ли это детей клуба (ведь по большому счету не Якунин и Ко «родили» «Локомотив» для футбольного мира, а клуб их).
Просто в жизни попадаются дети, для которых последней искренней заботой о родителях становится лишь бюрократическая возня перед отправкой их в дом престарелых...