Как Роберт Эдельман объясняет советскую жизнь через футбол
В ближайшее время я планирую много писать о Роберте Эдельмане – самом главном историке советского футбола. Это особенно удобно ещё и потому, что в России его книг почти никто не читал.
Эдельман занимается историей спорта – разновидностью социальной истории, переживающей в последние полтора-два десятилетия стремительный интеллектуальный подъём. Советскому спорту посвящены две его большие книги: «Serious Fun: A History Of Spectator Sports in the USSR» – переведенная у нас три года назад и «Spartak Moscow: a History of the People’s Team in the Worker’s State», выпущенная в США в прошлом 2010-м. Несмотря на более общее заглавие первой книги, работа о «Спартаке», очевидно, главная для Эдельмана, который впервые начал собирать материалы для неё ещё в 1965-м году.
История «Спартака» у Эдельмана – как когда-то история мельника у Карло Гинзбурга – это материал для возможных обобщений. В каком-то смысле, образ футбольного «Спартака» в понимании советских людей – это и есть ересь Меноккио, порождённая сознанием простеца и окружающим его миром.
Выдвинув гипотезу о том, что «эволюция «Спартака» во времени всегда находилась в тесной связи с переменами в советском обществе», Эдельман скрупулезно анализирует путь, пройденный командой – от кружка друзей из района Красной Пресни конца XIX-начала XX вв., вплоть до распада Советского Союза. Это фундаментальная, новаторская и очень провокационная работа – если когда-нибудь она станет достоянием широкой общественности в России – все мы сможем в этом убедиться.
Некоторые важные идеи, лежащие в основе книги, Эдельман излагает в ходе часовой лекции в Городском Университете Нью-Йорка (CUNY), которая называется «How soccer explains Soviet Life» («Как футбол объясняет жизнь в Советском Союзе»). Мы прокомментируем некоторые тезисы Эдельмана из этой лекции, также сославшись на одну из немногих его статей, доступных на русском языке – «Маленький способ сказать «Нет»», которую можно прочесть здесь.
вот прямая ссылка, если это хитрое видео у вас тут не открывается
6-я минута: Эдельман формулирует главный для себя вопрос: как советские люди относились к тому строю, в котором жили на протяжении более чем 70 лет? Для него, как для ревизиониста (или постревизиониста, если его идеи нужно подать в более модернизированном виде) футбольное боление – демонстрация границ свободы советских граждан, их «маленький способ сказать «нет»» режиму – в возможности самому выбрать любимую команду и поддерживать её, не боясь репрессий или запретов («ни разу в советской истории никто не вламывался в дверь посреди ночи, чтобы взять тебя за руку и потащить на стадион болеть за «Динамо»»).
В советском государстве, лишённом свободной политической жизни, выборов, независимой прессы и открытых опросов общественного мнения, сама власть, по словам Эдельмана, часто испытывала затруднения с тем, чтобы проанализировать, что о ней думает её собственный народ. После смерти Сталина и прекращения эскалации государственного террора, вопрос встал особенно остро.
И вот, органы госбезопасности, обобщив имеющиеся у них данные секретных сводок и рабочих анкет, отчитываются перед членами Политбюро: «помните, сколько в стране выпущено почтовых марок с портретом Сталина? – так вот – люди слишком часто плюют не на ту сторону марки».
Для Эдельмана как историка повседневности важна идея пассивного, молчаливого протеста, «упрямства» (он вспоминает сложнопереводимый с немецкого термин Eigensinn, историка Альфа Людтке), выраженного иногда в самых мелких, подчас незначительных жестах, того, что Эдельман формулирует как «пúсать против ветра».
11-я минута: Московский «Спартак», основанный в 1935-м году – особенная, необычная для Советского Союза команда – союз «Промкооперации» (т.е. профсоюза мелких служащих), комсомола и группы спортсменов, объединённых вокруг четырёх братьев Старостиных, со своей историей, к моменту основания общества насчитывавшей уже полтора десятка лет.
Эдельман здесь не рассказывает подробно об истории зарождения спортивного общества – он обращает внимание на главное: в общественном сознании «Спартак» - команда не ведомственная, она названа в честь героя «восставшего против эксплуататоров во имя лучшей жизни», это команда «низших классов», одновременно пользующаяся популярностью и среди интеллигенции (писателей и актёров, друзей братьев Старостиных).
15-28 минуты: Складывание «спартаковского мифа» в 30-е годы Эдельман склонен соотносить с теми событиями, о которых сами Старостины много пишут в своих мемуарах. Это матч на Красной площади в 1936-м году, матчи с басками, «бериевская» переигровка с тбилисским «Динамо».
«Спартак» завоёвывает любовь публики: «примерно половина футбольных болельщиков в Москве симпатизирует «Спартаку» - другая половина делится между всеми остальными столичными командами» - приводит он слова из воспоминаний одного из болельщиков того времени.
Протестный элемент, заложенный в идее противостояния «Спартака» и «Динамо» в конце 30-х годов заметен особенно сильно – на сталинских парадах спортсмены «Динамо» демонстрируют дисциплину, синхронность, военную выправку – то, что было нужно для «сталинского политического театра». Играющий на Красной площади «Спартак» - более спонтанен, непредсказуем, погружён в игру. «Спартак» побеждающий тбилисское «Динамо» в переигровке полуфинала – борец за справедливость той же «игры», в ходе которой можно было кричать ««бей милицию!» (подразумевая «Динамо»), и это не влекло за собой никаких серьезных последствий».
И всё же этот образ «Спартака» - мифологичен, Эдельман обращает внимание на элементы «сконструированности» в этой истории. Матч на Красной площади двух «Спартаков» идёт по заранее обговоренному сценарию, баски обыграны 6:2 (центральная часть легенды о «Спартаке») – но не без помощи главного судьи (сотрудника общества «Спартак»), поставившего, к возмущению басков, пенальти при счёте 2:2; после чего, согласно Эдельману, «баски поняли, что их настоятельно просят проиграть эту игру» - и благоразумно делают это.
48-60 минуты: Негласное прозвище «народная команда» имеет и не-футбольную природу. «Спартак» «народный», потому что он, как и народ – «против государства», а после 1942-го года он разделяет судьбу большой части этого народа – братья Старостины арестованы и отправлены в ГУЛАГ. Это решающий аккорд – «Спартак» укореняется в личной, негласной, семейной истории, его основатели подвергаются тем же репрессиям, что и «простые люди». Вместе с потерей Старостиных команда символическим образом теряет своё былое игровое величие – послевоенные годы даются «Спартаку» очень тяжело – восхождение начинается уже в хрущёвские времена, с возвратом из ссылки братьев.
«Спартак» становится «оттепельной» командой – уже в позднебрежневские времена, в период чудовищной государственной коррупции, расцвета договорных матчей в футболе, команда переживает грандиозный кризис – вылетает из высшей лиги – и возвращается туда обновлённой, чтобы вновь бороться за чемпионство уже с конца 70-х и все 80-е годы.
Да, «Спартак» меняется вместе с общественным и политическим строем, и тот же Старостин-основатель в 91-м году подписывает бумагу с отказом от участия в чемпионате Союза, в пользу нового, независимого чемпионата России.
В характерной для него риторической фигуре, Эдельман предлагает разделить общественный образ «Спартака» от тех подробностей, которые прямо не соответствуют этому образу.
Прежде всего Эдельман-исследователь критикует мемуары Старостиных в той части, которая касается их ареста – «это история не о плохих парнях, которые не могли победить хороших на футбольном поле, а потому арестовали их». Он подчёркивает возможность чисто экономического, а не политического характера дела против братьев – для него Старостины с самого начала своей деятельности всегда балансируют на грани с outlaw – они бизнесмены, антрепренеры, выбившие для своей команды первое поле в самом сердце преступного центра Москвы – краснопресненской Тишинки. И эти Старостины, по приводимым Эдельманом данным НКВД, «воровали деньги из кассы спортивного общества», подкупали местных чиновников водкой и продовольствием (уже во время войны!), чтобы спасти от отправки на фронт себя и футболистов своей команды. Это советские люди, которые могли играть по советским же властным правилам – манипулировали, обращались к своим «высоким покровителям» (глава комсомола Косарев и др.), воровали, занимались подкупом.
И, перенося этот образ на коллективное восприятие «Спартака», Эдельман констатирует, что эта команда – не «диссиденты, борющиеся против партийцев», не «капиталисты» оппонирующие «социалистам». «Спартак» являет собой ещё один, особый способ быть советским. В его протесте заложена легитимность режима. Люди «болеют», живут и умирают в мире «маленьких «нет»», хоровых «да» и громогласной тишины.
Об этом еще можно почитать в блоге на историческом сайте международного "Мемориала" "Уроки Истории".