«Во время боя он плюнул кровью в лицо». Спорт в жизни и смерти Эрнеста Хэмингуэя
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Писатель Морли Каллаган зашёл за Хэмингуэем, пытавшимся пересилить похмелье. Эрнест повесил на плечо сумку, в которой лежали боксёрские перчатки, кроссовки и кипа листов с неопубликованным ещё "Прощай, оружие!". Авторы неспешно шагали по улице. Утренний воздух в Париже был тёплым. Булыжники на дороге просыхали после дождя. Хэмингуэй спорил с собеседником о прозе Лайма о`Флаэрти: "Да, большинство комплиментов - дерьмо. Но "Осведомитель" написан этим вашим ирландцем прекрасно. Хотя его "Мистер Гиллхули" меня раздосадовал пространными рассуждениями. Метафизика, мутные философствования в прозе - не по мне. Писатель должен заниматься реальными вещами - тем, что герой может ощутить, попробовать, потрогать". Они неторопливо брели, только тем и занятые, чтобы лучше понять друг друга. Каллаган убеждался, что Хэмингуэй говорит так же уверенно и обаятельно, как пять лет назад, во времена работы в "Торонто стар уикли". Будто ни с одним из них ничего не произошло. Будто время в Париже остановилось.
Они зашли в спортивный клуб. Эрнест часто мутузил там грушу. Он не любил командные игры с мячом. Предпочитал спорт одиночек - бокс, рыбную ловлю, стрельбу. Писатели спустились по лестнице в комнату. Слева от входа теснились маты. Рядом выстроились брусья для гимнастов. В соседнем помещении стоял ринг. Неподалёку - специальная комната, где бойцы переоделись. Вышли на ринг. Каллаган не мог избавиться от страха. Он помнил слухи о том, как Хэмингуэй одним апперкотом нокаутировал чемпиона Франции в среднем весе. И о том, как Джек Демпси, нокаутёр и кумир Майка Тайсона, иногда соглашался отработать пару показушных раундов со знаменитыми людьми искусства, но отказался драться с Хэмингуеэм, заметив, что писатель бы бросился атаковать, как бешеный.
Весь первый раунд Каллаган старался не пропустить, пригибался, ускользал, резво порхал по настилу. Низко держал руки, чтобы в нужный момент контратаковать опережающим ударом. После перерыва Эрнест встретил оппонента ударами по голове и корпусу. Прижал к канатам. Ударил в левое ухо, потом в печень. Продолжал садить, как пулемёт. Он чувствовал, что должен выиграть. Это было очень важно для него. Остановился и добродушно сказал корчившемуся писателю: "Послушайте, не пригибайтесь так низко. Вы же не сможете бить из такого положения". Морли чувствовал унижение и думал: "Это несправедливо. Я всю зиму спарринговался с победителем студенческого чемпионата мира среди тяжей. А мне даёт советы прозаик с похмелья". Добавил вслух: "Вам больше не загнать меня в угол".
Эрнест числился непревзойдённым боксёром. От боли якобы свирепел и готов был калечить. Образ мужика без слабостей и желание во всём быть первым заставляли автора всегда чувствовать себя напряжённым и недоверчивым бойцом, который не мог позволить себе оступиться. Каллаган позволял Хэму сокращать дистанцию, делал вид, что шагнёт назад, чем провоцировал на длинный удар левой. Но неожиданно подавался вперёд и сам пускал в ход левую руку. Правой вымотанный Эрнест работал умно, но медлительно, за что часто стал пропускать по зубам. Страх Каллагана рассеивался. Его противник то и дело получал по голове. Когда они почувствовали, что устали, то закончили бой. Эрнест был рад, потому что дважды уязвил самолюбие соперника. Когда дал совет не пригибаться излишне, и когда показалось, что совет окрылил Каллагана.
Они пошли пить. По дороге Хэм подпрыгивал, боксировал с тенью, подначивал воображаемого противника. Они добрались до кафе, сели за столик и заказали пиво. Собутыльник дал почитать Морли почти законченный "Прощай, оружие!". После пары литров пива они распрощались, и Хэмингуэй направился относить гранки романа Джеймсу Джойсу. Впрочем, Каллагана поразило другое событие - тоже метафизического размаха. Днём позже господа снова боксировали в спортзале. Каллаган много попадал противнику в губу. В третьем раунде Эрнест плюнул в лицо соперника заполнившей рот кровью и объяснил размашистый театральный жест: "Раненые тореадоры так всегда выражают презрение". Но позже в баре "Фальстаф" остыл и заверил владельца заведения - боксёра Джимми: "Пока Морли может разбивать мне лицо, он - мой друг".
Когда семья Хэмингуэев снова приехала на Багамский остров Бимини, стояли ясные, чудесные дни весны. Гладь океана была синей-пресиней, если смотреть на неё с берега. Хэму, когда он рыбачил один, она казалась пустынной, вызывавшей тоску, желание нырнуть и не вернуться. Отель "Комплит Англер", где гостила семья, окружали высокие и развесистые кокосовые пальмы, пригнутые пассатами. Бимини представлял собой превосходное место для рыбалки. Но местные рыбаки враждебно воспринимали и аристократичных спортсменов, прилетавших на официальные турниры по рыбной ловле, и богатых туристов с их удочками и яхтами. Туземцы считали, что гости лишали их добычи. Эрнесту было важно каждый вечер субботы устраивать боксёрские поединки. Он заявил местным: "Любому, кто выстоит против меня три раунда по три минуты, заплачу сотню долларов". Всё больше людей соглашалось. Каждый из них ждал возвращения Хэма с рыбалки, подходил и с акцентом говорил, что принимает вызов. За историю соревнований никто так и не выиграл сотню.
По субботам вокруг площадки собиралась толпа зрителей. Боксировать приезжали чернокожие здоровяки со всего архипелага. Хэмингуэй настаивал, чтобы его сыновья - Грег, Джек и Пэт - приходили посмотреть. Они боялись. Особенно вечером, в который папа вышел против 113-килограммвого костолома из Нассау. Конферансье вопил: "В левом углу ринга, в белых трусах - гроза Багамов, встречайте, костолом Боб-Бомбардировщик!". Толпа приветственно шумела. "В правом углу, в чёрных трусах - непобедимый десять боёв кряду, абсолютный чемпион Бимини, главный богач и главный пьяница всех окрестностей - господин Хэмингуэй!". Толпа подбадривала: "Делай его, Эрнест, делай!". Американец с самого начала заставил туземца уйти в оборону, наносил быстрые серии ударов, закончил попаданием в челюсть. Боб - на полу, судья отсчитывал. В раю, как выяснилось, тоже могут валяться выбитые зубы на песке.
2 июля 1961-го в американском городе Кетчум Хэмингуэй вышел из дома и зашагал по улице. У старика было плохо с памятью, но отдельные эпизоды жизни не стёрлись. Ему вспомнилась Куба. Вспомнилось, как на борту судна «Пилар» они с братом, Лестером, рыбачили. В тот далёкий день Эрнест за три минуты вытащил полосатого марлина весом в 60 кг. Рыба так отчаянно сопротивлялась человеку, что писатель боялся ослабнуть даже в ходе столь недолгой борьбы. Тогда на «Пиларе» Эрнест отхлебнул хорошее пиво «Кристалл» и показал брату письма едких читателей «Эсквайра», которые считали очерки о рыболовецких подвигах Хэма враньём. Писатель не забывал обиду на целую свору критиков - те называли его лжецом, язвительно именовали его боксёрские победы выдумками. Заявляли, что лучшие произведения мастера - в прошлом, что он не платит налоги, предаёт близких, что подл и эгоистичен, что не давил фашистов в Испании, и что его военная биография - просто фикция. Эрнест был сильным человеком, но держать удары становилось всё сложнее.
В 61-м на прогулке в городе Кетчум Хэмингуэй вспоминал удовольствие, которое испытывал, когда удил рыбу. Перед глазами проносился международный турнир по ловле марлинов, где среди участников значились Че Гевара и Фидель Кастро. Автор вспомнил, как однажды во Флориде установил мировой рекорд, когда поймал 354-килограммовую акулу. Как в начале Второй мировой оборудовал свою яхту пулемётом, доставил на борт гранаты, противотанковые ружья, глубинные бомбы и с товарищами искал в акватории около кубинского посёлка Кохимар немецкие субмарины - ходили слухи, что фашисты-подводники грабили мирные суда. Правда, пулемёт удалось применить разве что против акул, которые норовили сожрать улов в воде, как на страницах «Старика и море». Крупнокалиберных очередей, как считал Эрнест, заслуживали и критики.
Воспоминания об уходящей жизни всё мелькали в голове больного писателя, который шатался по Кетчуму. От былой спортивной формы не осталось и следа. Он страдал повышенным давлением, диабетом, алкоголизмом, сводившей с ума кожной сыпью. Здоровью вредили последствия аварии - тогда врачи еле спасли пациента с 60 ранами на лице, ДТП закончилось травмами черепа.
На старике сказывалась давнишняя авиакатастрофа, после которой у него - повреждения мозга, временная слепота глаза, ушиб позвоночника, разрыв печени, почек и селезёнки. Картину дополняли барбитураты, принимаемые для нормального сна и целый набор сильнодействующих препаратов от разных болезней. Незадолго до смерти старика бросили в психбольницу, где его паранойю лечили электрошоком. При приступах пациенту всюду мерещилось, что за ним следит ФБР, подозревавшее Хэма в сотрудничестве с кубинскими властями. После выписки из клиники паранойя прекратилась, но старика едва не превратили в овощ.
И вот теперь дряхлый дед бродил по американскому Кетчуму. Хэмингуэй остановился, чтобы посмотреть на рассвет. Потом вернулся домой. Зашёл в комнату. Он сидел там один. Рядом стоял включенный телевизор, по которому показывали передачу о том, как после долгого преследования в степи охотники застрелили выбившегося из сил волка. Эрнест зарядил ружьё, и закончил свой жизненный бой. Тем утром писатель встретил рассвет в последний раз.