Я знаю, какие ошибки я совершила
Перевод интервью Марии в немецком журнале «Stern». Автор: Phoebe Caulfield.
Оригинал можете найти здесь:
https://www.sports.ru/tennis/blogs/1249782.html
Больше десятилетия Мария Шарапова считалась супермоделью мира тенниса – женщиной без недостатков. А потом она была дисквалифицирована из-за допинга. Сейчас она возвращается в теннис. Разговор о медицинских препаратах в профессиональном спорте, слезах и настоящих друзьях.
Матиас Шнайдер
Назад к истокам: теннисная академия Ника Болетьери в Брадентоне, штат Флорида. Мария Шарапова тренировалась здесь, начиная с семи лет. Здесь была заложена основа ее теннисной карьеры. Сегодня, душным весенним утром, тридцатилетняя Шарапова занимается на главном корте – утренняя тренировка. В программе отработка ударов: форхенд, бэкхенд – удар за ударом. Свен Гренефельд, ее тренер, командует тренировкой: возвращение, запланированное на 26 апреля, все ближе с каждым днем. На турнире Порше-Гранпри в Штутгарте Шарапова впервые снова выйдет подавать. Никогда еще теннисный мир не ожидал возвращения спортсмена с такими разногласиями, такой раскол – редкость. Так, например, первая ракетка мира, Ангелик Кербер, находит странным, что для участия в турнире Шараповой не пришлось участвовать в квалификации, благодаря Wildcard.
Ведь во время открытого чемпионата Австралии в 2016 россиянка сдала положительные пробы на мельдоний, кардиологический препарат , который якобы улучшает кровообращение. Под раздачу попала настоящая мировая звезда, победительница турниров Большого шлема, в прошлом первый номер мирового рейтинга, любимица спонсоров. Шарапова была дисквалицирована Международным спортивным трибуналом всего на 15 месяцев. Хоть суд и признал, что она нарушила антидопинговые принципы, тем не менее он пришел к выводу, что она не допустила значительной ошибки. По словам Шараповой, она на протяжении многих лет принимала мельдоний для стабилизации состояния здоровья. Она упустила, что с 1 января 2016 года мельдоний попал в список запрещенных препаратов, и не отменила прием препарата.
Спустя два часа тренировки Шарапова в черном спортивном костюме располагается на террасе клуба. «Как настроение?» – «Я бы предпочла прилечь», - лаконично отвечает она. Но ей не хочется, чтобы кто-то думал, она прячется. «Спрашивайте, что хотите».
Госпожа Шарапова, в прошедшие месяцы Вы отчанно судились по поводу уменьшения срока дисквалификации, и Вам это удалось. Вы возвращаетесь в теннис с настроем оскорбленной женщины, которая мечтает всем показать?
-Думаю, что такой настрой мне уже не свойственнен. Когда я уже была большой девочкой и плохо двигалась на грунтовых кортах, многие говорили: "Она никогда не выиграет открытый чемпионат Франции". Они сомневались, смогу ли я стать чемпионкой. Все это позади.
- Вы уже себе представляете, как Вас встретят конкурентки?
- Этот вопрос волнует меня меньше всего. Совершенно все равно.
-Для многих теннисисток уважение коллег много значит.
- Я знаю, что меня уважают на корте. Я это вижу по тому, как со мной играют. Я вижу, когда они играют на 21 корте с игроком квалификации ниже своего уровня, а на следующий день выходят на Центральный корт и играют так, как будто их подменили. Мне этого достаточно, чтобы понять: меня уважают. Все остальное? Постоянно меняется. Да мне и не нужно, чтобы меня все любили.
- Энди Маррей, первая ракетка мира, усомнился в Ваших заверениях, что Вы принимали мельдоний для лечения. Это же удар по Вашей репутации, не может быть, чтобы Вам было все равно.
- Как Вы знаете, после того, как я узнала о положительных пробах, я тут же созвала пресс-конференцию. Если бы я искала легких путей, было бы глупо с моей стороны объявлять всему миру, что я принимала этот препарат на протяжении десяти лет. Если бы у меня в принципе было намерение о чем-то умалчивать, я бы не стала публично об этом объявлять.
- А почему Вы не стали опровергать утверждения Маррея?
- Ввязываться в словесную войну в такой момент? Какой толк? Бесполезно.
- Вы выглядели спортсменкой, которая преднамеренно нарушила антидопинговые правила – и смолчала. Это можно интерпретировать как признание вины.
- У меня в это время дело рассматривалось в суде, уже только поэтому я не могла ни о чем говорить. Да в любом случае я бы не стала отвечать на подобные комментарии. А человек, которого Вы только что упомянули, лично прислал мне сообщение в поддержку.
- Странно.
- Что говорят в интервью, а что – лично, – огромная разница.
- Это Вас не задело?
- Я с 17 лет научилась справляться с тем, что обо мне говорят. На следующий день после того, как я выиграла Уимблдон, к моим бабушке и дедушке постучали журналисты, но не для того, чтобы поздравить, а чтобы сказать гадости: «Вы лишили ребенка детства, отправили ее в Америку» - они обвиняли их в том, что я в семь лет уехала в США. С самого детства я ношу броню – всю свою жизнь. Я никогда ничего не хотела доказать тем, кто меня критикует. Я не из тех, кто в таких случаях отвечает ударом на удар. Я боролась за то, чтобы вернуться в свой спорт.
- В это сложно поверить тем, кто видел Вас на корте.
- Да, те, кто видит меня на корте, видит мою силу и агрессию в игре, может сделать ложные выводы. На самом деле я мягкий человек. Ярость, враждебность и недоброжелательность не в моем характере. Мои родители очень расстроились из-за этой истории, отец был очень зол. Одно время я тоже очень расстраивалась.
- А в чем это выражается?
- Отсутствие мотивации. Я замыкаюсь в себе. Читаю. Слушаю подкасты. Но я человек-открытая книга. Мои близкие знают, когда я расстроена, а когда у меня все в порядке. Поэтому меня удивляет, когда меня обвиняют в том, что я слишком отстраненная, всегда закрытая. Потому что в жизни я совершеннейшая противоположность.
- И слезы бывают?
- У меня были периоды плохого настроения. Мне было больно от всей этой ситуации, она меня тяготила. Мне очень тяжело далось смириться с произошедшим. Самое сложное для меня было то, что я потеряла контроль над ситуацией. Это было невыносимо: вся эта бумажная волокита, находиться в одном помещении с людьми в костюмах и галстуках, низкие потолки, ужасная атмосфера. Это все так далеко от меня. Я чувствовала себя такой маленькой и хрупкой.
- Но в случившемся есть и Ваша вина. В 2013 году Вы переложили ответственность следить за тем, соответствуют ли принимаемые Вами препараты директивам антидопингового комитета, на своего менеджера, Макса Айзенбада. И в конце 2015 года он с этой задачей не справился.
- Не спорю. В моей зоне ответственности и было позаботиться о том, чтобы он это сделал. Это и было моей самой большой ошибкой – я отнеслась к этому слишком халатно.
- В каком смысле?
- Моя халатность заключалась в том, что я в течение восьми-девяти лет получала справки из лаборатории ВАДА с подписью, что все препараты, которые я принимала, законны.
- А почему Вы не расстались со своим менеджером?
- Я не захотела идти этим путем. Оглядываясь назад, скажу, что моим самым большим разочарованием стало то, что все случившееся можно было предупредить совсем просто.
- Что Вы имеете в виду?
- Если бы мой агент Макс проявил должное внимание. Но и если бы международная теннисная федерация в ноябре 2015 на Кубке федераций в Праге напрямую обратилась бы ко мне и сказала, что вводятся новые запреты определенных веществ. Было бы достаточно простого мейла с новыми антидопинговыми директивами.
- Бюрократическая информационная политика федерации не освобождает Вас от ответственности самой навести справки, какие вещества входят в список запрещенных.
- Согласна. Но есть еще и такой человек, как Стюарт Миллер (ее голос становится громче), который руководит антидопинговой программой теннисной федерации. В 2015 году проводилась мониторинговая программа (в рамках которой брали пробы, в том числе и на мельдоний, но за его применение тогда не налагались санкции – примечание редакции). 27 тестов только в теннисе были положительными, пять из них – мои.
- А это значит?
- В системе было 27 положительных тестов, а Миллер об этом ничего не знал? Он просто не хотел ничего знать. И для меня это доказательство того, что он плохо делает свою работу. В международной теннисной федерации должны заботиться о том, чтобы сообщать спортсменам о новых антидопинговых правилах. Я публично признала свою долю ответственности за произошедшее, но были и другие люди, которые могли принять меры. И сотрудники международной теннисной федерации относятся к таким людям.
- Принимать мельдоний Вам посоветовал российский врач Анатолгий Скальный, у которого Вы обследовались после победы на Уимблдоне в 2004 году. В этот период Вы уже жили в США, почему же тогда Вы обратились к российскому врачу?
- Мне было всего 18, а мой отец, который тогда за меня отвечал, не очень хорошо владел английским. С какой стати он должен был доверять американскому врачу, которого он едва понимает?
- Скальный порекомендовал Вам не только мельдоний, но и рибоксин и магерот, а также многочисленные пищевые добавки. Это не слишком -то здоровый подход для профессионального спортсмена, разве что он принимает допинг. Что бы Вы ответили на такие упреки?
- Могу только сказать, что одно дело, когда ты 10 месяцев в году занимаешься профессиональным спортом с максимальной нагрузкой, при этом еще и путешествуя, а другое – если Вы ведете себе спокойную жизнь дома. Вы подвегаетесь совершенно другим нагрузкам. Когда я в 18 лет возвращалась домой после турниров, я по четыре дня валялась в кровати с температурой – 39,5 градусов. И так пять, шесть раз в год.
- Этот медикаментозный коктейль оказывал непосредственный эффект на Ваше здоровье?
- О да, речь шла о том, чтобы поддержать иммунную систему. После победы в турнире Большого шлема у меня появилось куда больше обязательств, я начала играть больше 15 турниров в год. Мой организм перестал выдерживать нагрузку.
- И потом Вы продолжили принимать медикаменты...
- Потому что я перестала болеть. Зачем же мне нужно было что-то менять?
- Вы случайно не переборщили со всеми этими пищевыми добавками?
- Я вот что скажу: учитывая, каким физическим нагрузкам, какому эмоциональному стрессу подвергается организм спортсменов, его необходимо поддерживать. Я имею в виду не поддержку для улучшения результатов, а для сохранения здоровья. Мы ведь стремимся к тому, чтобы вывести свой организм на более высокий уровень.
- Если руководствоваться здравым смыслом, то при перенапряжении следует делать перерывы.
- Как можно быть профессиональным спортсменом и не стремиться выжать из организма все? Так не бывает. Я принимала все эти препараты, потому что была не здорова.
- Польза пищевых добавок представляется специалистам-диетологам довольной спорной.
- Поэтому в 2013 году я и перестала принимать столько добавок. Это стало невыносимо. И вот она – ирония судьбы: я сменила тогда своего врача на специалиста по правильному питанию. Я тогда полностью изменила свое питание.
- А почему Вы продолжили принимать мельдоний, рибоксин и магнерот после того, как Вы расстались со Скальным в 2013 году?
- Он порекомендовал мне принимать их и в дальнейшем.
- Только на Европейских играх в Баку в 2015 году мельдоний был обнаружен в пробах 66 спортсменов. Подозрительно высокий результат среди профессиональных спортсменов для кардиологического препарата, Вы не находите?
- И только потому, что это средство принимают многие спортсмены, его внесли в список запрещенных? Не существует серьезных исследований, этот препарат никогда не тестировался. Никто ничего не знает. Это и угнетает.
- Улучшает ли мельдоний результаты, в действительности спорно. Это показали и изыскания журнала «Штерн». Почему же Вы столько долго верили в эффективность препарата, о котором мало что известно?
- Не забывайте о том, что этот препарат в России принимают миллионы людей. Его принимают и мои бабушки и дедушки.
- А в чем Вы себя вините, что касается всей этой ситуации?
- В том, что после Скального у меня не было врача-терапевта, человека, который бы контролировал прием препаратов.
- Вы уже нашли такого врача?
- Да, в Испании. Он не новичок в теннисе, разбирается в вопросе.
- Это значит, что сейчас Вы все организовали так, как должно быть.
- Послушайте, я понимаю, в этой истории много противоречий: то, что у меня, у профессиональной спортсменки, не было нормального врача, так меня дисквалифицировали на 15 месяцев. Но если бы я с самого начала стремилась обмануть, разве я бы не окружила себя людьми, которые все бы проверяли дважды, трижды, а не отнеслась бы к вопросу так неосмотрительно и легкомысленно?
- В документах допингового контроля Серены Уильямс были препараты, которые требовали специального разрешения. Разве спортсмены не должны следить за тем, чтобы играть по правилам не только на корте, но и в вопросах допинга?
- Я могу понять, как складывается такое впечатление. Но будучи спортсменом, у меня нет достаточных знаний, чтобы судить, что в использование медицинских препаратов адекватно, а что – нет. Мне остается только полагаться на антидопинговую программу. Достаточно ли ее, понятия не имею. Одни игроки говорят, что это слишком, другие – что ее, наоборот, недостаточно.
- Проверяли ли Вас в течение прошедших двенадцати месяцев?
- Последний раз сегодня утром.
- А в 2016?
- Больше семи раз.
- Теннис – это чистый вид спорта, как Вы сами считаете?
- По сравнению с другими – да.
- Как Вы готовили себя к возвращению?
- Сначала у меня не было никакого определенного плана. В начале дисквалификации мне сделали ЭКГ под нагрузкой. Это стало основной того, что мне нужно улучшить. Я стала больше бегать на длинные дистанции, чего я раньше никогда не делала. А еще спиннинг, бокс, ходьба пешком.
- Вы тренировались в общественных фитнес-центрах?
- Иногда.
- На Вас не глазели?
- Да нет, мне нравилась атмосфера. Я занималась на курсах вместе со всеми, в том числе и йогой.
- Вы всегда связывали свою жизнь с соревнованиями. И тут их не стало. Чем Вы себя мотивировали?
- Мне не нужно было психологически готовиться к турнирам. Я просто хотела себя нормально чувствовать, хорошо выглядеть, сохранить форму. Я не только тренировалась, я получала удовольствие от тренировок. Это было новое для меня чувство: выработать новый взгляд на тренировки, понять, на что способен твой организм – без соревнований.
- А кто Вас поддерживал все это время?
- У меня нет много друзей. Человек пять. Настоящая опора в тяжелые времена. Они разного возраста, различных профессий. Мужчины, женщины. Некоторых я знаю с 11 лет, с одним другом мы познакомились, когда мне было 14. Ну и, конечно, моя семья и моя команда.
-Случались ли Вам сталкиваться с провокациями в стиле: «Смотрите, мошенница идет»?
- Ни разу. Если ко мне и походили, то со словами поддержки. От поваров до пилотов в аэропортах – со всех сторон. В тот период, когда я чувствовала себя особенно слабой, это было то, что нужно. Меня пугала мысль, что, возможно, мне никогда больше не придется играть в теннис. Вдобавок я чувствовала отчаянье, что перерыв продлится слишком долго. Я ни за что не хотела, чтобы моя карьера закончилась на такой ноте.
- Вас удивила такая поддержка?
- Я никогда не думала, что то, что я делала, так сильно повлияло на жизнь других людей. Когда я это осознала, я впервые почувствовала себя особенной. С тех пор я поняла, что я играю в теннис не только для себя, но и для других. Мне вдруг захотелось вернуться и ради них.
- 19 апреля Вам исполнилось 30 лет. Сколько бы Вы еще хотели играть?
- Понятия не имею. Я разработала бренд, который требует моего внимания. Я хочу создать семью. Прошлый год, несмотря на все огорчения, придал мне уверенности в том, что я не пропаду и после окончания карьеры.
- Какие цели Вы ставите перед собой накануне возвращения?
- Моя цель – достичь вершины. Но мне необязательно давать точное определение, что для меня значит – быть на вершине до тех пор, пока я двигаюсь в нужном направлении.
- А если Вам не удастся подняться в рейтинге выше 20 позиции?
- Когда ты выигрывал турниры Большого шлема, когда тебе знакомо чувство, каково это - быть первой, думать в таком ключе абсолютно невозможно.
- Последний раз Вы выигрывали турнир Большого шлема три года назад. Нужна ли Вам для счастья еще одна большая победа?
- Нет, у меня бывало, что я выигрывала, но счастья мне это не прибавляло, потому что, скажем, что-то не складывалось в личной жизни. Победа – это прекрасное чувство, но цель не в ней. Стоит тебе поднять трофей - и вот все уже позади. Путь к победе – вот это прекрасно. Путь к победе – это то, что заставляет тебя расти.
- Вы думаете, что Ваша правда в конце концов восторжествует?
- Я слишком тяжело работала всю свою жизнь, чтобы молчать. Считается, что прыгнуть, как тигрица, и бороться – не лучший путь для женщины. Не всегда это воспринимается правильным. Но я не залегла на дно, не спряталась. Я знаю, какие ошибки я допустила.
>