Мой брат Дэйв. Исповедь босса «Филадельфии»

Непростая история Пола Холмгрена.

Когда мне было 12 лет, я попросил родителей отправить меня в недельный тренировочный лагерь в Университет Бемиджи.

Школа находилась в трех часах езды от нашего дома на востоке Сент-Пола. Мой отец, Эдвард Холмгрен, работал на почте, в то время как мать посвятила себя воспитанию семьи. Наши финансовые возможности были весьма ограниченными. Разумеется, на еду хватало. Но мы не хранили сбережения в размере 110$, необходимые для отправки в тренировочный лагерь. В 1967 году эта сумма была эквивалентна 800$ в пересчете на день сегодняшний. Мы не были бедными, но и откладывать деньги в таких количествах у нас не получалось.

В нашей семье было четверо детей – я был самым младшим. Ближайший ко мне по возрасту брат, Марк, был старше меня на 15 месяцев. Вся его одежда – свитера, брюки, туфли – непременно переходила ко мне, как только Марк вырастал из прежних размеров. Но из всего, что доставалось от него, наибольшую радость мне приносили коньки. Лишь незадолго до своего 11-летия я впервые получил пару новых собственных коньков. 

Мы жили в доме с одной ванной комнатой. Без душа. В то время это было стандартное жилье для Сент-Пола. Мой самый старший брат, Дэйв, делил спальню со мной и Марком. Я уверен, жить в одной комнате с младшими братьями – то еще удовольствие, но Дэйв был бескорыстным.

Я уже почти отказался от мечты о тренинг-кэмпе, пока в одно прекрасное утро отец не шокировал меня. «Дэйв решил оплатить твой тренировочный лагерь. Не забудь поблагодарить его», – сказал отец.

Но Дэйв не мог увидеть, чему я научился в том лагере в Университете Бемиджи.

За два года до этих событий он ослеп в результате осложнений сахарного диабета.

Когда Дэйву было 8, он поехал в летний лагерь в Северную Миннесоту. Там он внезапно почувствовал себя плохо и едва не умер. В конечном итоге, врачи диагностировали у Дэйва диабет. Ему пришлось поддерживать диету и принимать препараты инсулина. В течение нескольких лет мой брат жил вполне нормальной жизнью. Но со временем стало казаться: все самое страшное, что может случиться с диабетиком, случилось с Дэйвом.

Дэйв был мозгом семьи Холмгренов. Особенных успехов он добивался в химии и математике. Дэйв стремился заняться бизнесом в сфере фаст-фудов, надеясь, что один магазин превратится в целую сеть. Но его зрение ухудшалось и в итоге стало настоящим препятствием. Он также испытывал постоянную боль во всем теле – и со временем ему становилось только хуже. Однажды, когда Дэйву было 19, он пришел домой в слезах, потому что разбил свой новенький Chevrolet Nova. «Я больше ничего не вижу», – все, что он смог сказать родителям.

Но даже когда мой брат боролся с болезнью, он всегда работал. После школы и все лето. Один год он мыл машины, потом трудился в ресторане. Я вообще не помню, чтобы Дэйв не работал.

Таким образом, у него были некоторые сбережения, и он сказал, что хочет передать их мне.

Я играл в футбол и бейсбол в школе Хардинга. Но это Миннесота. Поэтому я также занимался хоккеем. Хоккей был повсюду. Хоккей – это все. Если я не играл на улице напротив дома, это означало, что я на открытом катке East View Playground в двух кварталах от дома. На выходных мы с друзьями могли играть с 9 утра до 8 вечера – разве что с перерывом на обед. Как только мы заканчивали нашу домашнюю работу, то сразу возвращались на каток.

Однажды в школе нам раздали опросник, который каждый должен был заполнить. В графе «Кем ты хочешь стать?» я написал: хоккеистом.

Из-за разницы в возрасте мы с Марком были более близки друг к другу, нежели к Дэйву и моей старшей сестре Дженис. Мы были более вовлечены в спорт, чем они. Если я разговаривал с кем-то о хоккее, то, в первую очередь, с Марком. Я даже не помню, чтобы мы с Дэйвом беседовали о моем увлечении. Но возвращаясь мысленно назад, я понимаю, что он уделял этому внимание. Иначе почему он оплатил мой тренировочный лагерь?

Тренировочный лагерь Университета Бемиджи был одним из лучших в Северной Америке. Его проводили Боб Питерс (тренер университетской команды Бемиджи с 1967 по 2001 год) и Мюррей Уильямсон (дважды тренировал Олимпийскую сборную США, серебряный медалист 1972 года). Одним из инструкторов был Ларри Пло. В то время ему было 20, он выступал за юниорскую команду «Монреаль Канадиенс» и был одним из нескольких американцев, считавшихся в то время топ-проспектами.

Я не могу сказать, что у того лагеря была какая-то специфика, но, в то же время, нас научили многому. В том возрасте для меня главным было весь день находиться на льду. Это было блаженство. Я помню, что мне дали какую-то награду за достижения в тренировочном лагере. Я вернулся домой полный хоккейного энтузиазма как никогда ранее. Та неделя дала мне мотивацию начать длительную хоккейную карьеру.

Возможно, я мог бы стать игроком НХЛ и без подарка Дэйва – но я в этом сомневаюсь. Всей своей карьерой (включая работу тренером и генеральным менеджером) я обязан Дэйву.

И до сегодняшнего дня меня не оставляет мысль, что я недостаточно отблагодарил его за это.

Также меня до сих пор мучают воспоминания об эпизоде, произошедшем несколько лет спустя. Это то, от чего мне так и не удалось очиститься.

Мне было 13 или 14, Дэйв хотел съездить в центр города, чтобы купить билеты на концерт. Это было в те дни, когда закон о доступе инвалидов к общественному транспорту еще не был принят. Чтобы добраться до центра, Дэйву необходимо было воспользоваться автобусом. Но его не пустили вместе с его собакой-поводырем Пруди. Так что брат попросил меня сопроводить его.

Я не хотел никуда ехать, но, тем не менее, согласился. Когда автобус остановился в нескольких кварталах от нашего дома, я спросил: «Ты хочешь, чтобы я вышел?». Я имел в виду следующее: «Ты хочешь, чтобы я вышел первым?». В таком случае я мог бы помочь выйти Дэйву. Но из-за того, что я не хотел ехать изначально, Дэйв неправильно меня понял. Он ответил что-то типа «Если ты хочешь выйти, я доберусь самостоятельно». 

Оставшуюся часть пути мы провели в молчании. Я так и не объяснил ему, что хотел сказать на самом деле. И с тех пор несу этот крест на себе. Вероятно, все это звучит, как мелочь. Но та история до сих пор больно бьет по мне. Потому что я чувствую, что предал Дэйва. Он был настоящей скалой, я всегда мог на него положиться. И в момент, когда ему было плохо, он обратился ко мне с простейшей просьбой, а я не отнесся к этому с должной серьезностью.

Воспоминания о том дне до сих пор давят на меня. Это главная причина, по которой я всегда хотел поделиться этой историей.  Для всех нас очень важно решить вопросы, высказать свои мысли и избавиться от недопонимания. Однажды станет слишком поздно сделать что-то подобное, и вы никогда не избавитесь от чувства вины.

Я не знаю, насколько сильно этот эпизод повлиял на Дэйва. Возможно, немного. Может быть, вообще никак. Он был из того поколения, для которого характерно держать в себе свои разочарования. Мой отец никогда ничего не рассказывал о Второй мировой войне. После того, как Дэйв в слезах рассказывал о разбитой машине, я никогда больше не видел его слез. Дэйв никогда не говорил о боли, которая жила внутри него и никогда не жаловался на судьбу, нарисовавшую ему крайне грустную жизненную картину.

Я до сих пор вижу, как он сидит вечером в кресле, рядом с ним его собака Пруди, пока мы всей семьей смотрим «Остров Гилигана» или «Героев Хогана». Последнее шоу было особенно любимым в нашей семье. Даже наш отец смеялся. Глаза Дэйва были закрыты, и он мог казаться безучастным. Но потом брат начинал смеяться вместе с нами.

Но на самом деле, ухмылка на его лице была, скорее, гримасой боли. Он страдал. Его головные боли были ужасными. Он вынужден был сидеть в горячей ванне, чтобы прийти в себя. Его органы отказывали. Дэйв умирал буквально у нас на глазах. Но когда ты сам ребенок, ты не замечаешь страдания окружающих.

Только потом я стал понимать, как тяжело было Дэйву. В какой-то момент врачи сказали, что ему осталось не больше двух лет. Я не помню, насколько быстро все развивалось после этого прогноза. Но когда он в последний раз ложился в госпиталь, уже никто всерьез не ждал, что Дэйв вернется.

Никто не говорил об этом вслух, но все все понимали.

Третьего декабря 1970 года, на следующий день после моего 15-летия, я пришел домой из школы и увидел машину пастора Линдквиста напротив нашего дома. Мой живот буквально скрутило – я знал, что все это означало. Мама была в госпитале с Дэйвом в день его смерти. Ему было всего 23.

Его девушка Карен (на которой, как я предполагал, в один прекрасный день он женится) была с ним вместе до последнего дня. Мать и отец перенесли смерть Дэйва настолько стоически, насколько это вообще возможно. Они говорили, что Дэйв больше не страдает. Вы слышите это всякий раз, когда кто-то умирает после тяжелой болезни. Но я никогда ранее не сталкивался со смертью близких. И я понятия не имел, как окончившиеся страдания Дэйва могут сгладить мою боль утраты. Мой брат ушел. Навсегда. Это было все, что я понимал в тот момент.

Даже собака Пруди понимала случившееся больше, чем я.  

Она ушла вслед за Дэйвом на следующий день.

«Она сделала свою работу», – сказала мама.

У всех нас бывают сложные времена в жизни. Но каждый раз, когда я сталкиваюсь с препятствиями на своем пути, то думаю о Дэйве. Манера, в которой он шел по своей дороге, настолько трудной, насколько это можно себе представить – день за днем, с чувством собственного достоинства – это то, что осталось со мной в памяти на долгие годы.

В своей жизни я знал многих сильных людей. Но ни один из них не был сильнее моего брата Дэйва.

Одно из самых больших сожалений для меня заключается в том, что он так и не увидел мою игру в НХЛ. Это было большое событие для всех членов нашей семьи. Дэйв мог бы гордиться мной.

Чем старше я становлюсь, тем чаще ко мне возвращаются воспоминания о его последних годах жизни. Мысли о Дэйве лишь увеличивают чувство вины перед ним – мне нужно было поделиться этой историей. Историей, почему я должен был поехать в тренировочный лагерь в Бемиджи. Я не помню, чтобы я поблагодарил Дэйва за это, хотя отец специально попросил меня об этом. Но даже если я сделал это, сомневаюсь, что моя благодарность была достаточной.

Все эти годы практически не было дней, чтобы я не думал о Дэйве. Его подарок стал началом моего пути. И я всегда буду признателен моему брату за это.

Источник: The Players Tribune 

Фото: theplayerstribune.com/личный архив Пола Холмгрена; Gettyimages.ru/Bruce Bennett Studios, Bruce Bennett