9 мин.

Богиня. Пролог

169

Я понимаю, что ваше внимание в данный момент приковано к жаркой Австралии где на следующей неделе стартует первый в году турнир Большого Шлема. Почему же именно сейчас я вытащил на свет этот материал, опубликованный на сайте tennisport.org?

Во-первых, думаю не все из вас его читали, что мне кажется несправедливым,  учитывая качество исходного текста, который я попытался перевести, сохранив живость языка

Во-вторых, данная публикация сопровождается уникальными прекрасными иллюстрациями, которые по моей просьбе любезно сделала mandragora

Так что я снова предлагаю вам сесть в машину времени и окунуться в атмосферу той эпохи. К сожалению нельзя закрыть глаза ибо всё что есть это текст и картинки. И ваше воображение, конечно же.

Итак...

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                                                                                            >>

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

«Мир наш создан лишь для демонстрации; люди надуты воздухом и перекидываются туда – сюда словно теннисные мячи».

                                                                                                                              Мишель де Монтень

 

Париж. Январь 1926 года. День за днём шёл необычайно тёплый дождь и уровень воды в Сене поднялся на наивысший за пятнадцать лет наблюдений уровень. А потом ударил мороз, температура опустилась на рекордно низкий уровень и сильный снегопад практически парализовал город. Снег выпал даже во Флоренции, а Ницца покрылась льдом. Сезонная миграция зажиточных парижан на Ривьеру была отложена и тысячи горожан, мыслями бывшие уже в Монте - Карло или в Каннах, оказались заложниками ненастья. Но не только лишь погода подрывала моральный дух парижан. Правительство, экономика и культура каждодневно скатывались от относительного абсурда к абсолютной вульгарности. Критики были единодушны во мнении, что индустрия развлечений никогда ещё не находилась в таком плачевном состоянии. В музыкальных клубах не осталось ничего кроме наготы. Искусство находилось в своей самой низшей точке, а знаменитые модельеры как будто сговорились наряжать женщин под стать отвратительной погоде. Одетые по последней моде женщины днём выглядели как юноши, а вечером как трансвеститы.

Жесточайший финансовый кризис оставил от франка лишь малую часть его довоенного уровня. Французские правительства, будучи не в состоянии найти выход из кризиса, сменяли друг друга с пугающей частотой, и революция представлялась привлекательной альтернативой царившему безумию. Перед французским парламентом постоянно собирался разношёрстный сброд, а люди на улицах роптали в открытую.

Хуже всего было то, что Францию наводнили толпы американских туристов, намеревавшихся воспользоваться выгодным обменным курсом валют. Популярный журналист того времени так подытожил господствовавшие во французском обществе чувства по отношению к вторгшимся пришельцам: «развелось слишком много этих паразитов, пожирающих нашу еду, пьющих наше вино, не платящих налоги и тратящих смехотворно маленькие деньги на всё, что они потребляют». Тот же автор грозился создать общество Жанны Д’Арк, чтобы выгнать американцев из Франции. «Мы должны показать этим непрошеным гостям, что здесь им не рады», — писал он.

Буквально всё, начиная от погоды и кончая американцами, тревожило и раздражало французов в начале 1926 года. Победная слава Великой Войны казалась чем-то отдалённым и нереальным, надежды на стабильность и процветание были жестоко подорваны. Но среди всего этого хаоса и разрухи оставался единственный символ неистребимого духа Франции. Этим сияющим символом была Сюзанн Ленглен, превозносимая своими соотечественниками как «Богиня».

Богиня

Несмотря на то, что она не происходила из королевской семьи и не унаследовала ни империи, ни армии, ни официальных титулов, ни скипетра, ни Большой Государственной Печати, в период с 1919 по 1927 год Сюзанн Ленглен обладала влиянием, престижем и популярностью, бывшими до этого прерогативой монархов великих держав. Она излучала неподражаемую властность, и чтобы она не делала, всегда находилась в центре внимания. Слава о ней гремела по всей Европе. Повсюду её встречали толпы обожающих болельщиков. Она путешествовала исключительно в лимузинах с шофёрами и личных железнодорожных вагонах. Она одевалась в подобающую её значимости мантию из горностая и короновала себя уникальной украшенной драгоценностями банданой. Её гардероб был создан ведущим французским дизайнером и то, что она носила, определяло направление моды во всём западном мире. То, что она сказала, сделала, съела, как она себя чувствовала, и где она жила, в малейших деталях и в восторженных тонах описывалось в газетах. Она была самой известной и самой обожаемой женщиной в Европе, возможно, что даже во всём мире. Увидеть её было сенсацией. Поговорить с ней – даже перекинуться парой слов – значило стать исключительной личностью. Во Франции она стала национальной героиней уровня Жанны Д’Арк. И когда о ней говорили обычно употребляли не имя, а один из мифических эпитетов. Её называли “la belle Suzanne,» «notre graciuse championne,» «Жемчужина”, “Маленькая Кудесница» и «Королева» но эпитет «Божественная» наиболее точно передаёт чувства Франции.

Своим величием Сюзанн Ленглен первоначально была обязана выдающимся атлетизмом в теннисе. Но было бы грубой ошибкой просто сказать, что Сюзанн «играла» в теннис. Все остальные играли в теннис. Сюзанн Ленген давала представления в теннис. Она праздновала теннис. Она смеялась и танцевала в теннис. И были моменты, когда она страдала в теннис. Но настолько была она не похожа на остальных игроков во всём мире, что никто не говорил, что Богиня играет в теннис. Ибо сказать такое означало бы кощунственно навлечь сравнение с другими игроками, полностью проигнорировав её очарование и уникальность.

Она смеялась и танцевала в теннис

Все перипетии карьеры Ленглен были национальным достоянием Франции. Храбр был тот журналист, который осмеливался мало -мальски критиковать её поступки.  Отчёты о её состязаниях, печатавшиеся во французских газетах, всегда носили восторженный характер. Если она проигрывала гейм или, что случалось крайне редко, играла затянувшийся сет, репортёры преданно объяснили почему такое вопиющее событие произошло. Упорный поединок в парном разряде всегда был виной её партнёра. В одиночном разряде она могла проиграть гейм-другой из-за того, что была озабочена здоровьем отца или собаки.

И стоило какому-нибудь незадачливому журналисту допустить редкую ошибку и неверно оценив ситуацию, напечатать что-то нелестное в отношении Богини, как он незамедлительно подвергался остракизму со стороны других журналистов, и его история со страстью опровергалась. Такой газетчик высмеивался не просто как дурак, но и как враг Сюзанн Ленглен, спорта и Франции. Как следствие этого французские газеты выполняли для Богини функцию фирм по связям с общественностью. Журналисты могли либо угождать, либо молчать. Американские корреспонденты считали, что «публика сошла с ума», и многие из них задавались вопросом — как могут из года в год печататься и при этом сохранять правдоподобность для общественности все эти смехотворно-хвалебные истории про Ленглен. «Можно было бы предположить, что Ленглен давным-давно положит конец всему этому безумию», — жаловался один из них.

Но Ленглен этого не делала. На протяжении более чем десятилетия с 1914 по 1926 год, она поощряла и содействовала тем, кто сочинял сказки. Она действительно жила в исступлённом симбиозе с газетчиками своей нации, поставляя приятные и зачастую драматичные материалы любопытствующим репортёрам, и купалась в лучах интереса публики, который неизменно сопровождал такие истории. Мало кто из редакторов мог удержаться от описания в красках её последних соревнований и приписываемых ей романтических приключений. В воскресных газетах еженедельно печатались лестные фотографии. Журналисты наконец-то нашли предмет соответствующий их склонности к гиперболе в лице Сюзанн Ленглен.

Ленглен завораживала не только журналистов, но и практически каждого кто наблюдал за ней. Знаменитый Рене Лакост вспоминал, как впервые не устоял перед её чарами в 1921 году. Весной того года юный Лакост поехал с родителями в Сен - Клу. Дав обещание вернуться через несколько минут, Лакост получил разрешение зайти на Стад Франсе посмотреть часть финального матча чемпионата мира на твёрдом покрытии между Сюзанн Ленглен и американской чемпионкой Моллой Мэллори. Лакост, внимательно изучавший теннис, вёл подробный дневник, в котором он анализировал сильные и слабые стороны различных ведущих игроков, используя эту информацию для улучшения собственной игры. Он рассудил, что возможно сможет что-то почерпнуть для себя, понаблюдав за игрой Ленглен. «Поначалу, — вспоминал Лакост, — я был разочарован, будучи столько о ней наслышан, как и многие другие впервые её увидевшие». Он ожидал увидеть женщину, выполняющую выдающиеся теннисные удары. Но Сюзанн этого не делала. Он обнаружил, что «она исполняла с восхитительной лёгкостью простейшие удары. Только по прошествии нескольких  геймов я осознал какая гармония скрыта за этой простотой, какой восхитительный психологический и физический баланс прячется в устройстве её игры». Лакост был сражён её идеальной простотой. До этого он лишь смутно представлял, как следует играть в теннис, но только посмотрев на Сюзанн, Рене увидел как идеал воплощается в реальность. «Я обещал отлучиться всего на несколько минут, — вспоминал он позже, — но остался там гораздо дольше. Не в силах уйти, широко открытыми глазами наблюдая за этим поразительным спектаклем».

Грантленд Райс, американский спортивный журналист начала XX века, славившийся элегантным стилем написания своих статей, наблюдал за тем же матчем в Сен - Клу и не скрывал своего восхищения Жемчужиной: «Поразительно симметричная фигура, наполненная грацией и изяществом,  наряженная в белое шёлковое платье спускающееся чуть ниже колен. На этом белом фоне чёрные как вороново крыло волосы, увенчанные блестящей оранжевой головной повязкой. Идеально сложенные руки, оголённые и загорелые под лучами многих солнц – всё это мгновенно притягивает и удерживает взгляд». Но, как с готовностью признался Райс, даже это описание не отдаёт должное Богине. Её движение, её неземную грацию, её неподражаемую чудесность невозможно передать словами. Райс наблюдал за её «поразительным порханием в воздухе, подобно чудно раскрашенной птице с оранжевой повязкой, сверкавшей будто пламя жёлтого огня» и мог только подумать о встрече «Соломона с Царицей Савской – Лучшая часть никогда не была рассказана».

Увидев её впервые в 1921 году журналист газеты Нью-Йорк Таймс сделал вывод, что Ленглен была «одной из самых прекрасных машин, созданных когда-либо в женском теле».

На розовых земляных кортах Ривьеры и на твёрдом деревянном паркете в парижских залах представления Ленглен могли бы проходить под аккомпанемент музыки, возможно, даже были самой музыкой. Её игра не состояла лишь из подачи, игры с лёта, форхенда и бекхенда,  но скорее представляла собой токкату и каденцию, а иногда во время длинных розыгрышей и рапсодию. Ленглен играла так же хорошо как и многие мужчины,  но вдобавок ко всему этому у неё были поэзия движения, плавность и изысканный стиль, на который не дерзнул покуситься никто из её предшественников, будь то мужчина или женщина. Она свела сложность атлетизма к простоте, а затем переложила это таким образом, что обыденные азы игры оказались удивительным образом изменены. Но самое поразительное заключалось в том, как легко всё это выглядело в её исполнении. В то время как противники, находившиеся по другую сторону сетки, лихорадочно метались из стороны в сторону, пыхтя и доводя себя до изнеможения, Богиня двигалась с кажущейся лёгкостью и эффективностью как прекрасная птица в полёте.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

<<                                                                                                                            >>

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

logoСюзан Ленглен