5 мин.

Теплая трасса. Автомарафон в Сильверстоуне

Иван Калашников неожиданно для самого себя оказался на гонке «6 часов Сильверстоуна» и узнал от русского пилота Романа Русинова главную формулу автоспорта.

На конвейерной ленте пропускного контроля лежат беруши, ключи с брелком BMW, карточка для оплаты парковки и бинокль. Через 30 минут хозяин этих вещей заткнет уши, чтобы не глохнуть от воя моторов, и заберется на пригорок, откуда будет разглядывать редко попадающие в трансляцию участки трассы. Через шесть часов он дойдет до огромной парковки размером с хорошее овечье пастбище, заведет машину, ткнет пластиком в коробку счетчика и уедет по шоссе, где даже придорожные пабы салютуют клетчатыми черно-белыми флагами. Это автомобильный, автомобильный мир.

Дорога к Сильверстоуну начинается в городе Милтон-Кинс. Во всей Британии не найти более подходящего места для того, чтобы полюбить автоспорт: в 1967 году чиновники решили разгрузить Лондон от людей, домов и трафика, построив на полпути из столицы в Мидлендс совершенно новый город, непохожий ни на один другой. Здесь нет оседающих кирпичных трехэтажных домиков с магазинчиками в цокольном этаже, уютных садиков на задних дворах и горбатых булыжных мостовых – только распластанный асфальт, только гигантские параллелепипеды офисов, только бетонные парковки, где ветер, как в фильме «Красота по-американски», треплет целлофановые пакеты. По такому городу, в общем, довольно нелепо передвигаться пешком.

Зато машины катят по местным дорогам как-то особенно резво, а самые главные автошоу Сильверстоуна, вроде Формулы-1 или MotoGP, собирают от 50 до 80 тысяч зрителей в день. Шестичасовая гонка в рамках свежепридуманного World Endurance Championship, где 30 команд в четырех классах должны откатать восемь этапов общей длиной в трое суток, пока такой популярностью не пользуется, но буквально каждый из тех, кого я просил доступно объяснить, в чем прелесть заездов на выносливость, делал круглые глаза и выпаливал скороговорку: «Это же как двадцать четыре часа Ле-Мана, только короче. А двадцать четыре часа Ле-Мана – лучшая гонка в мире!»

Мысль развивает Роман Русинов, русский пилот команды G-Drive Racing by Signatech Nissan, гонявшийся в Ле-Мане уже трижды. Русинов расхваливает легендарную гонку, да и всю идею нового чемпионата сильнее, чем газета Marca – мадридский «Реал»: мол, Формула-1 ему не очень интересна и вообще уже не та, а вот безумные гоночные марафоны – это автоспорт будущего. В многочасовой гонке пилот остается с трассой один на один, даже если вокруг напарники, механики и спонсоры; за каждым поворотом опасности, на каждом кругу обгоны, минимум шоу, максимум драйва.

По Русинову заметно, что он дико любит ездить – часами не выпускать руль из рук, впиваться взглядом в монотонный асфальт, ждать своей очереди на пересменке пилотов. Как только разговор сворачивает с магистральной темы прототипов, шин и поворотов на что-то типа финансирования (отсутствие которого, например, может стоить Виталию Петрову места в Ф-1), Роман грустнеет, закатывает глаза и выдает свою коронную фразу: «Тут все просто – четыре колеса, руль», а потом как будто захлопывает визор еще не надетого шлема – все, он в разговоре больше не участвует.

Эта сосредоточенность, фиксация на сути происходящего, похоже, свойственна не только Русинову. Понятно, что зрители не могут высидеть все шесть часов гонки на трибунах (хотя есть и такие), но когда они отправляются размяться в специальную фан-зону, то неизбежно оказываются в очереди к картинг-аттракциону, автосимулятору Top Gear или гоночному мини-треку с моделями машин на дистанционном управлении, где рубятся только дети, но родители стоят рядом – и вполне серьезно подсказывают, как нужно проходить поворот на 180 градусов или вслепую выезжать из тоннеля. Из боксов гоночных команд тем временем напрочь выветривается запах жареных сосисок, и даже к девушкам пит-лейна во время шестичасовой гонки никто не проявляет должного внимания: перед стартом они буквально убегают с трассы, рискуя сломать каблуки, и не показываются до самого финиша.

О самой гонке, конечно, должны расказывать профессионалы – после 20-го круга я уже перестаю различать настоящие обгоны и реверансы, продиктованные классом прототипов; ясно только то, что Audi опять уделывает всех, а машина Русинова и двух его французских напарников постепенно перемещается с шестой позиции в своем классе на весьма достойную третью. Но ближе к финишу в толпе, расползшейся по территории автодрома, начинает закипать гул предчувствия развязки – и вся эта выставка достижений инженерной мысли внезапно оживает, позволяя наконец понять, как из «четырех колес, руля» рождается по-человечески понятная драма.

Даже трасса, на протяжении несколько сотен кругов безмолвно терпевшая рев моторов и визг покрышек, теплеет: в вечерней прохладе от нее поднимается пар, а из машин, летевших сквозь него шесть часов подряд, наконец-то выходят люди – и с ними автомобильный мир уже не кажется таким автомобильным.