«Возвращаюсь я в раздевалку с туалетной бумагой, измазанной дерьмом…» 20 историй из автобиографии Шакила О’Нила

Стычка с Пэтом Райли, покупка «Бентли», первый данк и финал с «Хьюстоном» – история о том, как президент Обама обидел Рэджона Рондо, и другие красочные отрывки из автобиографии Шакила О’Нила.

«Моя мама знала, как тяжело быть выше остальных: ей приходилось сталкиваться с такими же проблемами, когда она росла. Например, ей нужно было всегда носить с собой мое свидетельство о рождении. Никто не верил, что мне только девять лет. Никто: ни водитель автобуса, ни контролеры в метро, ни парень за прилавком в McDonald’s. Неужели ребенок не может получить свой Хэппи-мил без всей этой нервотрепки?»

***

«Я все время танцевал. Всем это нравилось. Мне это нравилось. Но однажды, когда я танцевал, то повредил колено. Оно сильно меня беспокоило, так что я сходил к врачу, и тот мне сказал, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера – так бывает, когда дети начинают слишком быстро расти.

Когда я пришел домой и рассказал отцу, что у меня болезнь Осгуда-Шляттера, он врезал мне и сказал: «Нет у тебя никакого Осгуда и никакого Шляттера! Хватит плясать и ломать себе колени!». Вот так я получил и за это.

По правде говоря, отец постоянно меня бил. Когда я делал что-то не так, то он бил меня и говорил: «Будь лидером, а не тем, кто идет следом». Я очень боялся отца. Но никогда бы не сказал, что хоть когда-то либо это было незаслуженно. Он делал это, чтобы проучить меня. Клянусь, если бы не это, то сейчас я бы сидел в тюрьме или еще чего хуже. Без этой школы я бы никогда не стал тем, кем стал».

***

«Когда мы жили в Джерси-Сити, неподалеку от нас находился дом парня по имени Пи Уи – я его очень боялся, потому что у него была огромная собака, старонемецкая пастушья овчарка по кличке Сэм. Каждый день в районе четырех мы играли в парке, а Сэм выбегал из дома и начинал гоняться за всеми детьми. Пи Уи и его братья были наркоторговцами. Я ненавидел эту собаку и до смерти боялся ее.

Тут как-то отец пришел вечером с работы и принес мне подарок – новенькие Converse. Я глазам не мог поверить. У меня никогда не было такой обуви. Я знал, что мы не можем такого позволить. Так что отец говорит мне: «Смотри, тебе придется носить эти тапки в школу, играть в них в баскетбол. Ты будешь носить их все лето. Они должны продержаться. Не порти их, понял меня?».

Выхожу я на улицу в моих новых кедах, вышагиваю по району и чувствую себя круто. Но в районе четырех дверь дома напротив открывается, и ко мне бежит эта чертова собака Сэм. Я пытаюсь убежать и пытаюсь перелезть через забор, но из-за того, что я уже был довольно большим, у меня возникли с этим проблемы. Я пытался подтянуться, но мои ноги так и болтались там: так что собака допрыгнула до кед и порвала их. Пришел я домой, рассказал об этом отцу – он ответил: «Не желаю ничего слышать!» – и врезал мне.

На следующий день я взял палку, и когда собака Пи Уи выбежала, я попытался сломать ей шею. Я настолько разозлился из-за кед, что готов был ее убить. Собака убежала в дом, и оттуда выскочил сам Пи Уи. Я и ему врезал палкой. Прежде, чем я успел опомниться, вылетели три его брата и отмутузили меня. Когда я пришел домой, то выглядел так плохо, что даже отец не стал меня трогать».

***

«Я настолько комплексовал из-за своих размеров, что все время пытался выглядеть клоуном – только так мне удавалось чувствовать себя нормально. Так вот как-то я принес в школу бутылку с водой, а в рюкзаке лежали салфетки, которые мне дала с собой мама. Я начал мочить салфетки, делать из них шарики и бросать в доску. Самый большой едва не попал в учительницу. Та повернулась и спросила: «Кто это сделал?». Все смеются, кроме меня. Я сижу абсолютно серьезный.

Весь класс начал сходить с ума, но тут один парень меня заложил. Сын офицера. Я просто не мог поверить. Я был в шоке. Я понимал, что после этого отец от меня мокрого места не оставит, так что я хватаю парня и говорю ему: «Жду тебя в три часа». Я подумал, что дома мне предстоит взбучка, но сначала я поквитаюсь с ним. Убью этого пацана.

Уроки закончились, и вот я жду его. Три часа, четыре часа. Он все не идет, но я все равно жду его на углу. К этому моменту все дети уже ушли домой. Наконец, он вышел из школы часов в пять. Он нервно поглядел вокруг и, когда заметил меня, принялся бежать. Я – за ним. Он не понимал, что я довольно быстро бегаю для человека таких размеров. Я нагнал его и начал бить. Повалил его и пнул ногой в ребро, и тут у него начался эпилептический припадок.

Я до смерти перепугался. У парня изо рта пошла пена, глаза закатились, и я думаю: «О, нет, я его на самом деле убил». Это было очень страшно.

Тут мимо проезжал один из офицеров с базы. Он увидел лежащего на земле парня, вышел из машины и засунул карандаш ему в рот. Он же позвонил «911» – приехали полиция и скорая. Я понял, что я в полном дерьме. Полицейские отвезли меня на базу, нашли отца и отчитали его за то, что у него такой испорченный сын. Они очень жестко на него напали тогда. Я подумал: вот я выставил отца в дурацком свете и еще и разозлил его. Это не очень хорошо.

Отец меня здорово отделал после этого. Каждый раз, когда он меня бил, он говорил: «Ты идиот! Ты мог убить этого парня! Ты отправился бы в тюрьму на всю жизнь. Сколько раз я тебе говорил? Думай! Будь лидером!» Затем на него снова накатывала ярость, и он начинал бить меня снова.

Мне было плевать, потому что я был ужасно напуган после всего случившегося. Потом очень долго, когда я выключал свет, то видел лишь его лицо с закатившимися глазами.

С этого момента я решил навсегда перестать быть хулиганом».

***

«В мой первый год в средней школе была такая ситуация: мы пытались выйти из прессинга, и Дуг Сэндберг бросил мне мяч в центр, а я решил пройти до кольца. Бегу я такой и кладу замечательный лэй-ап: только я немного недокрутил его, и мяч свалился с дужки. Тут я слышу, как отец на трибунах орет: «Тайм-аут бери! А ну давай тайм-аут!».

Я пытаюсь не смотреть в его сторону. Я знаю, что это он – все в зале знают, что это он – но я же не тренер, каким образом я могу взять тайм-аут?

Но Сержанта не устраивает ответ «нет». Он спускается с трибуны, и, славу богу, тут другая команда берет тайм-аут. Мы идем к тренеру, но тут меня дергает отец и спрашивает: «Что это за хрень была сейчас?». Я говорю: «Я пытаюсь быть как Доктор Джей».

«Че ты мне сейчас сказал?», – кричит он. Он схватил меня за майку и вытащил из зала. Мой тренер и все игроки стоят и смотрят, но никто не рискует связываться с моим отцом.

Тут звучит сирена, говорящая о том, что тайм-аут заканчивается, но Сержанту плевать. Он бьет меня в грудь: «К черту Доктора Джея!, – орет он. – Пора начинать становиться Шакилом О’Нилом. Ну-ка иди и забей сверху!».

Он знал. Он знал, что я боялся забивать сверху. Он знал, что единственный способ заставить меня это сделать – это выставить перед всеми на посмешище.

Я вернулся на площадку, получил мяч и засадил чудовищный данк. Серьезно, это смотрелось монструозно. А потом я понял: «Это совсем не сложно. Я могу это делать».

***

«Сидим мы перед финальной игрой школьного чемпионата в Остине, штат Техас. Арена забита – новый рекорд посещаемости. Мы должны были играть с Кларксвиллем, и все в раздевалке дико нервничали. Кроме меня. Я не нервничал, потому что знал, что мы обязательно победим. Мы должны были победить. Других вариантов для меня не существовало.

Оглядываюсь кругом: парни страшно напряжены. Реально очень сильно напряжены. Каждые пять минут кто-нибудь обязательно убегает в уборную. Так вот, наступает моя очередь облегчиться. Вытираю я себе задницу, и тут мне приходит в голову отличная идея. Она, конечно, не слишком изящна, но я подумал, что может сработать. Возвращаюсь я в раздевалку с туалетной бумагой, измазанной дерьмом. И начинаю бегать за партнерами по помещению. Они все кричат, вопят, смеются – внезапно все изменилось, когда пришло время выходить на площадку, они были вполне расслаблены. Все получилось».

***

Команда университета Луизианы тренировалась в «подземелье» – крошечном еле освещенном зале, в котором они собирались в межсезонье. И тут совершенно неожиданно появился Стэнли Робертс.

Робертс был очень талантливым игроком, но он постоянно попадал в неприятные ситуации либо из-за того, что пропускал занятия, либо из-за того, что нарушал режим. Он редко участвовал в этих двусторонних встречах, а когда участвовал, то, по его собственному признанию, никогда особенно не старался. Шака, который только закончил первым курс, это бесило. Он устал слышать о «природном таланте» Стэнли.

«Вот и Стэнли пришел! – сказал капитан Уэйн Симс. – Здорово, что ты решил к нам присоединиться».

Симс быстро разбил игроков на две команды, поставив Шака против Робертса. Бывший игрок Луизианы Рикки Блэнтон, пришедший тогда поиграть летом со своей бывшей командой, шепнул Шаку на ухо: «Дави его».

Шак попросил мяч в усах, развернулся и поставил сверху через Робертса. Как ни в чем не бывало, Стэнли сделал ложный показ, прошел под щит и ответил своим данком. Семифутеры постоянно получали мяч и продолжили обмен любезностями. Остальные любовались этой схваткой – до тех пор, пока ситуация не вышла из-под контроля, в ход не пошли локти, а великаны не сошлись в рукопашной.

На какую-то секунду они сцепились, но Робертс сумел совладать с эмоциями и отступить.

«Я тогда подумал: «Да ничего страшного не происходит», – вспоминал Стэнли.

«Я тогда подумал: «Я убью его», – вспоминал Шак.

О’Нил оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого и выбрал в качестве оружия металлическую урну. Он взял ее в одну руку и начал преследовать Робертса.

«Спокойно, спокойно, здоровяк! – закричал Симс. – Опусти эту штуку!».

Робертс в итоге убежал. «Шак безумен, – сказал он потом Симсу. – А ты еще спрашиваешь меня, почему я не участвую в двусторонних матчах».

Спустя месяц он ушел из университета Луизианы и подписал контракт с мадридским «Реалом».

«Теперь это твоя команда, Шакил», – сказал тренер Дэйл Браун 18-летнему центровому.

«Ага, я это и так знаю, коуч», – ответил Шак.

***

«NCAA всегда подозревала меня и проверяла практически все. Они не могли понять, каким образом у меня появился мой дерьмовенький Ford Bronco. Они проверяли счета моих родителей и недоумевали, как я мог такое позволить.

Чего они не знали, так это того, что я купил подержанную машину. За нее я заплатил 5000 долларов, хотя у нее даже не было двигателя. Движок обошелся мне еще в тысячу долларов. Я взял тысячу долларов из моего гранта на обучение (что было абсолютно законно) и взял кредит еще на 5 тысяч. Я платил по 50 долларов в месяц, а в конце должен был выплатить большую сумму, но меня это не волновало, так как к этому моменту я уже был бы в НБА.

Хотя у меня не было денег, я хотел, чтобы все в кампусе думали, что я очень богат. Я был королем, и мне приходилось играть свою роль. Так что я стащил телефон из комнаты в общежитии, присоединил его проводом в машине и делал вид, что у меня есть телефон в машине. Я ездил и притворялся, как будто я со всеми по нему говорю. Естественно, кто-то меня увидел и настучал проверяющему. Когда он приехал ко мне, пришлось признаться, что это все было не по-настоящему. Я его тогда попросил: «Только смотри, не проговорись цыпочкам».

***

«Университет Луизианы всегда был футбольным колледжем. По крайней мере, так считали сами футболисты. Но мы побеждали гораздо чаще, так что мы всегда говорили, что это баскетбольный колледж.

И футболисты, и мы ухаживали за одними и теми же девчонками, так что было понятно, что все закончится проблемой. Была там одна такая Тиффани Бруссар, которая всем нравилась. Она хвасталась, что встречается с футболистом, а я пытался завоевать ее расположение, так что сказал: «Да пошли эти футболисты. Посмотри, как они играют. Посмотри, как мы играем. Баскетбол – самое важное, что есть в этом университете».

Футболиста, который нравился Тиффани, звали Энтони Маршалл. Он был где-то сантиметров 190, довольно крупный парень – если только не стоял рядом со мной. Так вот он захотел поговорить со мной о том, что я сказал Тиффани.

Мы все жили в Бруссар-Холле. Я пришел к нему в комнату, где он меня поджидал с четырьмя или пятью парнями. Мы начали пререкаться по поводу Тиффани. Они столпились вокруг меня, так что я воспользовался своим главным жизненным правилом: сначала бей, а потом задавай вопросы – ну и врезал Энтони в челюсть. После чего выскочил на лестницу: баскетболисты жили на нижнем этаже углового здания, а мне нужна была поддержка.

Я прибежал к себе в комнату и запер дверь. А за ней в это время собралась практически вся футбольная команда. Я даже испугался – я-то был совсем один.

В итоге они вышибли дверь: пятеро футболистов вбежало внутрь – и тут я говорю: «Если Энтони хочет со мной подраться, пусть дерется. Неужели без вас он не справится?». Мы обменялись ударами, а потом я отправил его в нокаут… Только к этому моменту уже прибыла полиция, а еще влетел футбольный тренер, орущий «Хватит бить моих игроков!», «Это все твоя вина». Тут пришел и тренер Браун, который схватил меня в охапку и уволок оттуда. Повсюду были камеры телевизионщиков, полицейские арестовывали футболистов…

Меня тоже «задержали». В итоге мы с Энтони пожали друг другу руки, а все пытались сделать вид, что соперничества между баскетбольной и футбольной командами не существует. Но оно существовало. Поэтому тренер Браун сказал мне: «Тебе нужно переехать из общежития».

***

«Когда я начал жить в Орландо, то вложил деньги в автомойки, где можно было самому помыть машину, бросив пару монет. Бизнес пошел на ура, мы много зарабатывали, но как-то раз мне позвонил мой управляющий и сказал, что бухгалтерия не сходится. Суммы в банке не совпадали с теми доходами, что мы получили.

«Расслабься, Лестер», – успокаивал я его, но он все равно запаниковал. Он даже прилетел в Орландо, чтобы обсудить эту ситуацию со мной. Он подсчитал, что не хватает почти четверти миллиона долларов.

Мне потребовалось некоторое время, но в итоге я признался ему во всем. Я показал Лестеру мою спальню, где и стояли деревянные бочки, наполненные четвертаками.

Лестер сказал:

– Шакил, это что еще за хрень? Это те деньги, которых не хватает?

– Ага, – признался я. – Лестер, я ничего не могу с собой поделать. Мне нравится видеть мои деньги. Иди сюда, засунь руки в бочки. Это невероятное ощущение!

Лестер позвонил в банк и сказал, что ему нужно положить на счет 250 тысяч долларов четвертаками. На то, чтобы это сделать потребовалось несколько недель, так как у них не хватало автоматов, чтобы подсчитать монеты».

***

«После победы над «быками» мы были на седьмом небе от счастья. Мы залезали на столы для прессы на O-рене и купались в лучах любви болельщиков. До финала оставалось еще десять дней, так что мы с ДиСкоттом отправились в Атланту и тусовались там. Мы ходили по клубам, снимали девочек, танцевали, играли в карты и слушали музыку ночи напролет. Перед финалом для нас даже провели диснеевский парад.

Спустя четыре дня мы возобновили тренировки и выглядели ужасно. ДиСкотт, БиШоу и Энтони Эвент приходили ко мне вечером после тренировок. Так как Энтони умел немного петь, то мы решили пойти в мою домашнюю студию и записать нашу чемпионскую песню.

Нам казалось, что, если мы все это сделаем перед финальной серией, то, когда победим, то сможем насладиться успехом еще больше.

Первый матч проходил на нашей арене, и мы летали по площадке. Во второй четверти мы вели 20 очков. Хаким Оладжувон и Клайд Дрекслер вернули «Хьюстон» в игру, и в конце отрыв составлял три очка. Все, что нужно было сделать Нику Андерсону, так это забить хотя бы несколько штрафных. Он промазал четыре подряд.

Я не мог поверить глазам. Я хотел вырубить его после того матча – не потому, что он промахнулся, а потому, что он бил себя в грудь и смеялся после всего этого. Знаю, что он делал это, так как нервничал, но его поведение меня взбесило.

Я никогда этого не сказал, но я разозлился на него, потому что чувствовал, что он пренебрежительно отнесся к баскетбольным богам. Он промазал два штрафных и бил себя в грудь, как будто выиграл в лотерею.

Еще меня очень расстроила наша игра в защите. Дрекслер и Оладжувон разыгрывали пик-н-роллы, и я постоянно говорил тренеру, что мы не можем меняться, но он настоял на своем. Что происходит? Клайд обходит Ника, и мне приходится помогать. При этом Ник не бежит за Хакимом, и тот забивает из-под кольца. Из-за того, что Ник не мог держать своего игрока, выглядит все так, как будто я не мог сдержать своего. Во-первых, забей хоть один штрафной. Во-вторых, когда я выхожу, чтобы помочь, по крайней мере, беги назад и делай то, что должен. Клянусь, я хотел его убить тогда.

После игры я набросился на него в раздевалке. Я схватил его и сказал: «Что, черт возьми, ты творишь? Ты играешь как девчонка». Он не произнес ни слова. Просто сел с поникшей головой.

Я хотел ему двинуть, но знал, что тогда нас точно вынесут.

Оказалось, что нас и так вынесли».

***

«Свой первый «Бентли» я купил по случайности. Как-то раз после тренировки – в шлепках, спортивном костюме, весь потный – я ехал мимо салона и решил заглянуть туда.

Я посмотрел машины, выбрал красивый «Бентли» и спросил: «Сколько она стоит?». Старый продавец, белый дядька классического плана, скептически на меня посмотрел и говорит: «Мальчик, ты уверен, что можешь себе позволить такую машину?». Это меня взбесило. Я, на самом деле, обиделся.

Когда я там стоял, вдруг услышал знакомый голос: оборачиваюсь и вижу Майка Тайсона. Он тоже покупает «Бентли». Он взял себе сразу две. Так как он взял две, вы же понимаете, что сделал я? Я не мог не купить три.

Уже не помню, сколько они стоили, но, думаю, что каждая обошлась мне в 200 тысяч долларов. В общем, я потратил 600 тысяч на машины, в которые даже не мог залезть. Пришлось еще платить за то, чтобы отодвинули кресло. Ну и, конечно, это был полный кошмар, когда мы пытались их продать после того, как они мне надоели. Произошло это где-то через год».

***

«Наступил сезон-97/98: я увидел, что в первом матче мы играем с «Ютой», и сделал пометку в своем календаре. У меня остались незаконченные дела с Остертагом. Мне не понравилось, как он выпендривался после победы над нами в плей-офф, и я планировал поквитаться с ним.

Я увидел его на разминке и сразу же подошел к нему:

– Ты должен перестать болтать и сосредоточиться на баскетболе. Следи за базаром.

– На х*й иди. Сам следи за базаром.

– Ах, ты теперь еще и крутой?

Короче, мы начали пререкаться, он опять хамил, так что я повернулся и врезал ему по физиономии.

Да, знаю. Это было глупо. Но Остертаг свалился на паркет так, как будто я ему попал со всей силы кулаком. А я ему просто отвесил пощечину. Он ползал по площадке и причитал: «Мои линзы». Это было ужасно. Мне даже стало обидно за него. Я тогда не играл, потому что восстанавливался после разрыва мышц живота, но сразу понял, что влип в передрягу.

Лига дисквалифицировала меня на матч и оштрафовала на 10 тысяч долларов. Но это было ничто по сравнению с той выволочкой, которую мне устроил Джерри Уэст».

***

«Самое лучшее в Филе Джексоне было то, что он никогда не допускал никакой паники. Были матчи, в которых мы совершали по пять или шесть потерь подряд. В такие моменты мы вопросительно смотрели на скамейку, а он говорил: «Парни, я не потрачу на вас ни одного тайм-аута. Играйте. Делайте то, что вы делаете каждый день на тренировках, и все будет хорошо».

***

Шак хотел войти в команду SWAT (спецназа). Среди основных требований было умение залезать по канату на высоту в 30 метров. О’Нил выполнил все остальные тесты, прошел собеседования и другие задания, но это ему не давалось.

Он пытался пройти тест с канатом больше десяти раз. Каждый раз он проваливался.

Шак прикрепил канат к крыше своего дома и испытывал свою волю каждый день. Как-то раз он сделал небольшие узелки, чтобы ему было удобнее хвататься за них, и через несколько дней смог добраться до крыши.

«Папа, папа, – побежал он внутрь. – Мне это удалось!».

На следующее утро Шак убрал все узелки и попытался залезть без их помощи. Он прошел практически три четверти дистанции, но в этот момент сорвался и рухнул вниз с высоты в 20 метров. Приземлился он с глухим звуком прямо на спину.

В какой-то момент ему показалось, что он сломал тазобедренную кость. Он заполз в дом, крича о помощи. В итоге его повреждения оказались незначительными, но у него все болело. И из-за этого он пропустил несколько тренировок и игру за «Лейкерс».

Вскоре канат исчез. А мечта оказаться в спецназе так и осталась мечтой.

***

«Даже когда Пэт Райли не был тренером, «Майами» оставалась его командой. Он находился там, постоянно, наверное, чертил схемы в своем кабинете: окна его кабинета выходили на площадку.

Камеры были расставлены везде: на паркете, в раздевалке, наверное, даже в ванных комнатах. Он хотел знать все.

Не хочу называть «Майами» тюрьмой, но все там ходили на цыпочках. Все смертельно боялись Пэта. Я же пришел туда с надеждой помочь им выиграть. Я никого не боялся, даже самого великого Пэта Райли.

…

Все выглядело очень круто, кроме одного: у меня не было времени ни на что, кроме тренировок, потому что Пэт постоянно наседал на нас со своей программой по контролю за уровнем жира. Он был очень серьезно настроен по этому поводу. Ему нужно было, чтобы у всех защитников уровень жира был меньше 6 процентов, у форвардов – меньше 7-8 процентов, у центровых – меньше 10 процентов.

Для меня это просто было бессмысленно. Я следил за своим телом на протяжении всех 12 лет в лиге, и мы выиграли три титула – ни разу не видел, чтобы хоть кто-то в «Майами» мог похвастаться чем-то подобным. Они, возможно, и были в лучшей форме, чем мы, но ни разу не встречал никого из них, когда нам выдавали перстни.

Посмотрите на Алонзо Моурнинга. Он просто машина. На самом деле. Я не удивлюсь, если окажется, что он робот. Парень всегда был в отличной форме. Он выглядел в 10 раз лучше, чем я, только на площадке я его всегда возил по паркету, что говорит о том, что уровень жира – это просто никому не нужное дерьмо. Важно, что у тебя в сердце, важно то, что у тебя в голове. Достаточно ли ты крепок? Достаточно ли ты хочешь победить? Для этого не нужно 10 процентов жира.

Нет сомнений, что, когда я пытался понизить уровень жира, я стал более подвержен травмам».

***

«Когда мы выиграли три матча подряд и повели 3-2 в финальной серии, нам нужно было лететь в «Даллас» и попытаться закончить все в шестой встрече. Пэт пришел и сказал: «Каждый берет с собой только один костюм. Мы все закончим в одной игре». Он был предельно серьезен. Он подчеркнул: «Если вы возьмете два костюма, то можете сидеть дома. Я вас не пущу на автобус».

Он, на самом деле, проверил наш багаж».

***

«Иногда Пэт делал совершенно ненормальные вещи. Некоторые из них я так и не понял. Как-то раз он долго разглагольствовал о том, что ни одна команда не сможет побеждать, если ее игроки не захотят пожертвовать собой. Он вошел в раздевалку с ведром ледяной воды. Затем взял и опустил голову в эту воду минуты на две. Все смотрели на него и пытались не смеяться.

Райли так же делал и то, что я от него ждал, так как меня предупреждали об этом люди, уже поигравшие под его началом. В перерыве матча он мог ворваться в раздевалку и сломать доску или разбить видеомагнитофон, или захреначить пультом в стену. Он пинал урну с мусором столько раз, что я сбился со счета. Я уверен, что большинство этих вспышек было заранее обдумано.

Пэт намеренно создавал такую напряженную атмосферу. Он никогда не давал никому расслабиться и не собирался делать этого с нами».

***

«Билет из Майами был мне заказан в середине февраля. К тому времени отношения Пэта с игроками серьезно испортились.

И вот мы должны были начать тренировку, а Джейсон Уильямс опоздал на десять секунд.

Пэт был Пэтом, а потому начал материться на него и заорал: «А ну вали отсюда!».

Они начали кричать друг друга, а потом ДжейУилл повернулся и пнул тренерский столик. Я пошел за ним и сказал: «Погоди, вернись. Не уходи никуда».

Пэт услышал мои слова и начал вопить и на меня.

Дело в том, что Джей Уилл – мой корефан, я его вроде как привел в команду. Я пытался объяснить Райли, что мы команда и мы должны стоять друг за друга, а не выбрасывать парней из зала. Пэт закричал на меня и сказал, что, если мне это не нравится, то я тоже могу уходить.

Тогда я ему говорю: «Почему бы тебе не заставить меня это сделать?».

И иду на него. Ко мне подошел Юдонис Хаслем – я отбросил его в сторону. Зо попытался меня схватить – и отлетел, словно тряпичная кукла.

Мы стоим с Райли лицом к лицу, челюсть к челюсти. Я тычу ему в грудь, а он пытается оттолкнуть мой палец. Страсти разгораются. И становится все громче. Он кричит: «Да пошел ты!», а я ему в ответ: «Да ты сам пошел».

Зо пытается нас успокоить, и в его голосе слышатся панические нотки. Он продолжает говорить: «Чувак, ну чувак, не надо, чувак!». Наконец, я повернулся к нему и сказал: «Не беспокойся. Я не собираюсь бить этого человека. Ты что думаешь, я больной?!».

К этому моменту Пэт решил, что тренировка завершена. Он вышел из зала и направился к себе в офис, а все остались прямо там. Никто не знал, что делать. Думаю, все были в шоке, так как впервые кто-то пошел против Райли.

Все старались держаться от меня подальше, так как у меня на лице осталось смертоубийственное выражение «Шак сейчас всех порвет». В этот момент со мной никто не хотел связываться.

Естественно, на этом моя карьера в «Майами» была завершена. Пэт это знал, и я это знал. Я позвонил агенту и сказал, что нужно требовать обмен прежде, чем Райли выдаст прессе свою версию».

***

«Наш тренер Майк Браун был очень приятным дядькой, но ему приходилось непросто из-за того, что ему нельзя было слишком строго вести себя с ЛеБроном. Никто не хотел, чтобы тот уехал из «Кливленда», так что ему разрешалось делать все, что он хочет.

Дело не в том, что ЛеБрон часто пользовался этим, он был командным игроком и всегда давал передачи, когда ты был открыт. И дело не в том, что он был примадонной или чем-то в таком роде, просто Браун с него пылинки сдувал, и иногда это становилось проблемой.

Помню, как-то мы смотрели запись игры, и в одном моменте ЛеБрон не вернулся в защиту после своего же промаха. Майк Браун об этом ничего не сказал и перешел к другому эпизоду – там в защиту не вернулся Мо Уильямс. Майк говорит: «Слушай, Мо, так нельзя. Нужно бегать». Тут лопнуло терпение у Делонте Уэста. Он встал и сказал: «Постой-ка, тренер. Так нельзя. Каждый должен отвечать за то, что они делают. Не только некоторые».

Майк Браун ответил: «Знаю, Делонте. Знаю».

Майк знал, что Делонте был прав. Делонте был совершенно бесстрашен. Они с Брауном постоянно ругались. Делонте убегал с тренировок и сидел в раздевалке, пока к нему не приводили психотерапевта, который с ним разбирался».

***

Шак не находил себе места: Док Риверс рассказывал о плане на игру, и центровой старался сконцентрироваться, но не мог – у него не получалось расслабиться, а тренеры по физподготовке настоятельно рекомендовали ему перед матчами постоянно двигаться, постоянно разминаться и держать мышцы в тонусе.

Шак огляделся по сторонам, пытаясь найти гантели, чтобы разогреть бицепсы. Ничего под рукой не оказалось. Он огляделся снова и заметил Майка Лонгобарди, миниатюрного ассистента «Селтикс».

– Эй, Майк. Ну-ка поди сюда, – прошептал Шак.

– Че?

– Давай-ка я тебя поддержу на руках, братец.

Без лишних слов Шак схватил изумленного тренера и начал поднимать и опускать его на руках. Одновременно он полностью сконцентрировался на том, что говорил Риверс.

Все партнеры принялись хохотать

– Э, Шак…, – вяло пытался сопротивляться Риверс, на лице которого против его воли появилась улыбка. – Окей, парни, играем!

Когда команда выходила на площадку, Шак похлопал Риверса по плечу:

«Не беспокойся, коуч. Зато теперь я расслаблен и готов».

***

«В начале марта несколько парней из «Селтикс» были в Музее изящных искусств на благотворительном мероприятии и поболтали там с президентом Обамой. Все были немного смущены. Президент повернулся к Рэю, показал на Рондо и сказал: «Эй, Рэй, а почему бы тебе не научить этого пацана бросать?». Все начали смеяться, а Рэй ответил: «Да не, именно поэтому он мне и дает мяч. А уж я позабочусь о броске».

КейДжи рассказал мне, что по лицу Рондо понял, что парень готов провалиться сквозь землю от смущения. Его опустил сам президент (хотя уверен, что Обама не имел ничего такого в виду). Рондо улыбнулся и сделал вид, что ничего не случилось, но КейДжи сказал, что все читалось по глазам. Это очень расстроило Рондо. Это просто его убивало.

На следующий день Рондо бросал просто ужасно. После этого он перестал бросать. Он такой чувствительный. Думаю, для него это стало настоящим потрясением – услышать мнение болельщика со стороны, который по совпадению еще и является президентом США. Это психологически на него повлияло. Уверен».