77 мин.

Галерея не сыгравших. Ричард Кирклэнд. Две жизни Пи Уи, или Тюремный рок. Часть четвертая

Часть третья

Пи Уи в «Норфолк Спартанс» запомнился Бобу Дэндриджу вот таким: «Когда тренеры перед началом сезона сказали, что к нам приходит новый парень – разыгрывающий из «Киттрелла», что там он набирал 40 с лишним очков за игру, а у себя в Нью-Йорке в двадцать с небольшим – уже вообще настоящая уличная легенда, мы, понимаете ли, не слишком обрадовались. Кое-кто из нас тогда, особенно в этой нашей лиге для «чёрных», был знаком с уличным баскетболом не понаслышке, а потому нам казалось, что мы знаем, чего от него ожидать. Ну, мы подумали что-то вроде: «А-а-а, уличная легенда! Ну, всё ясно с ним: он, может, и офигительно играет индивидуально, но теперь, с таким уличным разыгрывающим, мяча нам днём с огнём не видать. Да и в защите придётся пахать вчетвером – отрабатывать и за себя, и за того парня». Не-е-ет, никакого энтузиазма его приход у нас не вызвал. Скорее уж – недоверие и даже настороженность: как мы будем играть с этим уличным маэстро? Единственное, что нас немного успокаивало, так это то, что пока тренеры планировали использовать его в качестве подмены нашему стартовому первому номеру, а уж дальше будет видно; так что ожидалось, что на площадке он будет проводить немного времени – во всяком случае, на первых порах.

И что же происходит? Буквально за день или два до матча-открытия сезона – бац! – наш основной разыгрывающий ломается, и у тренеров просто не остаётся выбора: им, хочешь не хочешь, а приходится выпускать в старте Пи Уи! И вот тут-то, скажу я вам, и пошла у нас игра!

И пошла у нас игра... Это точно. Происходящее в «чёрных» колледжах вроде «Норфолка» практически не интересовало прессу. Но вот о «Спартанцах» появился один материал, потом – ещё один... Это было похоже на то, как если бы сегодня наши СМИ вдруг стали бы освещать жизнь команды не из ФНЛ даже, а из какой-нибудь зоны Второго дивизиона. Но в «Норфолке» творилось что-то действительно необычное: тренер Эрни Фирс привил своей команде столь фееричный стиль игры, а сами парни во главе с Кирклэндом и Дэндриджем так блестяще воплотили его задумки на паркете, что мимо этого просто нельзя было пройти. Ну, а уж болельщики раскупали билеты на матчи «Спартанцев» влёт...

Это просто удивительно, как быстро для плэймэйкера он вписался в команду. Ему понадобилось буквально несколько тренировок и совсем немного матчей – два-три, ну, может быть, четыре, чтобы почувствовать каждого из нас, изучить наши сильные и слабые стороны и понять, как он может их использовать с максимальной пользой для результата. Уже очень скоро он держал всю нашу игру в своих голове и руках так, словно был в команде уже, по крайней мере, пару лет! И – никакого эгоизма на площадке, вот что тоже нас поначалу удивляло!

Да, тогда, в первые дни, возникали некоторые проблемы. Мы нередко не могли поймать его передачи. Но это был совсем не тот случай, когда виноват дающий. Просто он играл с этими своими уличными фокусами – пасы из-за спины, из-за плеча, не глядя, между ног – и нам нужно было к этому привыкнуть, потому что в то время способны на такое были единицы, и мы с подобными вещами просто не сталкивались. И вот, представьте себе: вы перемещаетесь по площадке, ищете момент для броска, пока ещё даже не смотрите на корзину, и вдруг – бум! – мяч прилетает вам прямо в руки! А вы-то этого совсем не ждёте, вы к этому не готовы! И просто роняете его на паркет! И в следующую секунду осматриваетесь – и понимаете: вот оно – свободное пространство, ваш опекун где-то замешкался, и вам остаётся только спокойно и легко сделать пару-другую шагов к кольцу и положить в него мяч! Ну да, при одном условии: если бы вы знали, что Пи Уи всё уже увидел, всё уже просчитал за вас, всё проанализировал на три хода вперёд, он знает, где в следующий момент будете вы, а где – соперник, и уже направляет вам мяч! Но вы к такому не привыкли, поэтому теряете его! Поначалу это вводило в ступор, даже пугало немного… И вот вы стоите, растерянно хлопаете глазами, пытаясь осознать, что же это было – а он уже поворачивается и несётся в защиту, пытаясь сорвать атаку соперника. Потому что и здесь все наши подозрения тоже не оправдались: Пи Уи отрабатывал в защите лучше большинства из нас, а может, и лучше всех (недаром Крошка Арчибальд говорил: «Джо Хэммонд был, пожалуй, самым одарённым скорером на уличных площадках, но лучшим двусторонним игроком, думаю, был Пи Уи Кирклэнд»).

Конечно, когда мы поняли, что от него в любой момент можно ждать чего-нибудь эдакого, таких глупых потерь с нашей стороны стало куда меньше. Да и сам Пи Уи начал играть попроще, когда увидел, что далеко не все его партнёры столь же умны в баскетбольном отношении».

Пи Уи в одной из первых игр за «Норфолк».

Да уж, уличные штучки и фокусы… Я уже упоминал выше, что Кирклэнд был одним из первых больших умельцев «хэд-фэйков». По словам Дэндриджа, были он мастером и трюков, которые можно назвать «фэйс-фэйками»: «Вот, послушайте, чем он нас поразил в одной из первых же игр. Смещается он, значит, с мячом к правой боковой, идёт вдоль неё с дриблингом – и вдруг останавливается, замирает в такой вроде как расслабленной позе и делает этакую разочарованную, кислую рожу, и всем сразу ясно, чего на ней написано: «Ах, блин, я упустил этот долбаный мяч за линию!» или «Я заступил за эту линию, чтоб её!» Ну, и все мы, кто стоит рядом – соперники, партнёры – видя это, тоже тормозим и выключаемся из игры, а потом это делают, уже глядя на нас, другие, те, кто был поближе к щиту. Да если бы судьи посмотрели в этот момент на его огорчённую физиономию, они бы наверняка свистнули и остановили игру: ну невозможно было не поверить в то, что что-то там у него случилось! Но судьи-то смотрят не на его лицо, а на ноги и на мяч – и они видят, что всё нормально, и никакого свистка нет, хотя они тоже начинают недоумевать по поводу происходящего на площадке. А в следующее мгновение он ракетой срывается вперёд и, пройдя мимо всех застывших на месте, как фонарные столбы, спокойно кладёт мяч в корзину! Да мы после этого ещё несколько минут в себя прийти не могли! Вы понимаете? Он даже не обыграл – он просто обдурил всех одним лишь своим лицом, просто показав что-то такое одними глазами! Вы это себе представляете? Если бы кто-нибудь мне сказал, что нечто в таком вот роде – я имею в виду что-то, скорее, из арсенала «Гарлем Глобтроттерс» – может прокатить в серьёзной игре, я бы не поверил! Но я видел это сам… Конечно, подобные выкрутасы он показывал очень редко, иначе и нельзя, но, когда он выкидывал что-то такое – это была бомба!»

Дэндридж не зря сравнивает Пи Уи с ракетой. Я уже говорил, что скорость была вторым смертельным оружием Кирклэнда наряду с его дриблингом. И это было как нельзя более кстати, потому что в то время «Норфолк» тренировал Эрни Фирс – человек, повёрнутый и даже помешанный на ап-темпо баскетболе и неустанно выдумывавший всё новые и новые варианты быстрых прорывов (некоторые из которых так в то время и назывались: «быстрые прорывы Фирса»). Причём такая эффектная манера игры сочеталась у Эрни с результатами, которые можно назвать поразительными. И дело даже не в чемпионских титулах, а в каком-то фантастическом соотношении побед-поражений в сезонах с 62-о по 69-й, когда у руля команды стоял Фирс: 147-31, или 82.6 процента. Вновь слово Бобу: «Наша игра была построена на быстрых прорывах. Они были для нас всем. Мы играли в очень быстрый баскетбол; не готов на этом настаивать, конечно, но, возможно, мы играли в самый быстрый баскетбол в стране в то время. Помню, что, придя в «Норфолк», я даже оказался не готов к таким скоростям – у меня не было опыта игры в подобном темпе, так что мне пришлось к нему достаточно долго приспосабливаться. А вот Пи Уи на это совсем не потребовалось времени: быстрая игра текла в его крови. Скажу вам больше: с его приходом «Норфолк» заиграл ещё быстрее, хотя нам это тогда казалось невозможным. Потому что, помимо всего прочего, а может быть, и в первую очередь, Кирклэнд был очень умным игроком. Да, Пи Уи был великим мастером. Он привык к тому, что во всех предыдущих командах он – прежде всего скорер, но у нас, в «Норфолке», он с лёгкостью перестроил свой стиль и контролировал ход всей игры, когда этого потребовали тренеры; наша игра в те сезоны – это его заслуга. Игровой стиль Пи Уи был ослепительным – с этими кроссоверами, от которых дыхание перехватывало и у соперников, и у болельщиков, точными пасами прямо в руки по самым немыслимым траекториям, проходами под щит с его спин-мувами… Даже сегодня, когда лучшие разыгрывающие творят какие-нибудь чудеса на дриблинге, болельщики ахают от восторга – хотя, казалось бы, они всего уже насмотрелись и ко всему привыкли. А он-то делал всё это – переводы за спиной, между ногами, «слепые» передачи и всё остальное – уже тогда, в конце 60-х! Многие из нас даже не знали, даже не думали, что на площадке можно играть вот так – мы просто нигде этого не видели, и впервые нам показал эти вещи именно Пи Уи – потому что в то время на такое вообще почти никто не был способен! Потом я узнал, что какие-то из этих приёмов он сам-то и придумал – и в первый раз сделал. Вы представляете, чем это для нас было тогда? Настоящим откровением, понимаете? Если бы он оказался в НБА – он стал бы там суперзвездой, я в этом не сомневаюсь. Знаете, единственный, кто мог с ним сравниться в те годы по уровню игры и по тому, как он вёл команду за собой – это Крошка Арчибальд». Другой товарищ Пи Уи по «Норфолку», Бернард Брэнч, который потом стал пастором, был более сдержан: «Да-а-а, он был очень подвижный и быстрый игрок».

Кажется, что игра команды в целом и Кирклэнда в частности была в то время действительно чем-то из ряда вон выходящим – иначе она вряд ли бы впечатлила до такой степени ещё одну легенду, которая помнит матчи «Норфолка» до сих пор. Легенда эта – сам Боб МакАду: «Я играл в той команде «Лос-Анджелес Лэйкерс» 80-х, которую называли «Шоутайм» – с Мэджиком Джонсоном, Каримом Абдул-Джаббаром и Джеймсом Уорти. Но Пи Уи Кирклэнд, скажу я вам, зажигал такой вот «Шоутайм» в «Норфолке» и дирижировал им ещё за пятнадцать лет до нас. Игровая философия «Норфолка» основывалась на очень быстром движении мяча из конца в конец площадки, так что они постоянно использовали эти свои особые быстрые прорывы, и каждый нёсся вперёд. Они с Бобби Дэндриджем, который потом блистал в НБА, закручивали невероятно быструю и зрелищную игру. В то время даже существовал такой термин: «норфолкский прорыв». И Кирклэнд подходил для этого как нельзя лучше. Пи Уи умел летать по площадке. Я вам серьёзно говорю, без шуток. Он проходил с дриблингом от одной лицевой до другой где-то за три секунды».

Я, конечно, не знаю, как там насчёт трёх секунд, но то, что Пи Уи действительно был фантастически быстрым на паркете, по крайней мере, для своего времени – это факт. Уж на что CIAA всегда находилась в тени, и ей никто всерьёз не интересовался, а СМИ не уделяли ей практически никакого внимания – но команда играла так, что даже в «Sports Illustrated» печатали статьи о «Спартанцах», и одним из главных героев этих публикаций был, конечно же, Кирклэнд, которого характеризовали следующим образом: «по-видимому, самый быстрый игрок в студенческом баскетболе». Несмотря на то, что Пи Уи в «Норфолке» куда больше внимания стал уделять розыгрышу мяча, и забивать он продолжал достаточно. Оба сезона в команде Рик заканчивал в ранге одного из самых результативных игроков в стране.

Вырезка из той самой статьи в «Sports Illustrated», в которой Пи Уи называют «самым быстрым игроком в студенческом баскетболе».

Это были феноменальные чемпионаты для «Спартанцев». В 68-м году они взяли титул CIAA – и одержали при этом 25 побед, проиграв лишь дважды. В следующем сезоне соотношение было чуть похуже – 21 победа при 4-х проигрышах. Они дважды выходили в главный турнир второго дивизиона NCAA, где, правда, вылетели сначала во втором раунде, а на следующий год – и вовсе в первом. Но для «чёрного» колледжа вроде «Норфолка» это было если и не триумфом, то уж точно немалым достижением.

Когда в «Норфолк» пришёл Кирклэнд и присоединился там к Бобу Дэндриджу (крайний справа, под 12-м номером, рядом с Пи Уи), составив с ним грозный дуэт – на «Спартанцев» пролился настоящий «золотой дождь»...

...«Норфолк» отмечает очередную победу...

... а это фото сделано после того, как «Спартанцы» выиграли титул...

... и сам Рик сыграл при этом ключевую роль: «Уроженец Гарлема ведёт «Норфолк Стэйт» к победе в чемпионате CIAA»...

... а пока вся команда выигрывала, её лидеры – Пи Уи и Бобби Ди – собирали богатую коллекцию из индивидуальных наград и попаданий в различные символические сборные.

Игра Рика за «Норфолк» вызвала к нему большой интерес у величайшего из великих – самого Джона Вудена, который каким-то образом прознал о том, что в CIAA появился такой мастер. Говорят, что Вуден очень хотел перетащить его к себе в команду. UCLA в те дни как раз переписывал историю NCAA и менял её правила – потому что там играл Лью Алсиндор. Вот Вуден и мечтал создать ураганную связку Кирклэнд-Алсиндор. Сам Пи Уи не отрицает, что Вуден и впрямь несколько раз подсылал к нему своих скаутов, которые горячо призывали его присоединиться к UCLA. Но он всякий раз отказывался – вроде бы потому, что в «Норфолке» он чувствовал себя спокойно, своим среди своих, «а вот если бы я перешёл в UCLA, мне наверняка пришлось бы столкнуться с расовыми проблемами, как тому же Кариму, а я этого совсем не хотел». Сегодня Пи Уи вспоминает об этом эпизоде своей биографии со смехом: «Нет, это правда смешно, прямо анекдот. Ну, посудите сами: если бы дело дошло до чего-нибудь серьёзного, и я бы согласился перебраться в UCLA, я бы мог, если бы сам того захотел, начать там карьеру рядом с Джаббаром как бы заново – как фрешмэн, хотя я уже отучился в «Киттрелле» два курса и провёл какое-то время в «Норфолке», прежде чем на меня в первый раз вышли скауты Вудена. Всё по той же причине: маленькие «чёрные» колледжи вроде «Норфолка» никого не интересовали, их вроде бы как и вовсе не существовало на свете. Меня часто спрашивают: вы сделали в баскетболе так много, но почему вас не ввели в Зал славы, почему о вас так мало упоминаний в книгах, рассказывающих о главных новаторах в истории игры? Что ж, ответ очень прост: потому что в ту эпоху – эпоху Ракер-парка и «чёрных» колледжей – всё было иначе. Не велось никаких съёмок, даже письменных записей – и тех почти не было. У нас не было всех этих play-by-play, не было, по большому счёту, даже бланков с отчётами о матчах, статистических таблиц. Не было никаких официальных документов. Мне ещё, в общем-то, повезло: меня-то действительно знают. Но, во-первых, моя известность – это исключение из правил. Просто моя слава в те годы оказалась даже сильнее реалий, царивших в стране. А во-вторых, мою историю знали не столько из-за баскетбола, сколько именно из-за криминальной жизни, которую я вёл. Люди любили меня – много людей. Так что я и не нуждался в каком-то официальном признании. Но есть спортсмены – великие чёрные спортсмены – которые тоже заслуживают этого. О них, конечно, слышали в наших общинах, но в масштабах всей страны о них никто ничего так и не знает, их таланты не были оценены должным образом. Это очень несправедливо. Понимаете, среди нас, чёрных, были люди, чью жизнь, чьи достижения никак нельзя забывать. Но в то время эти их успехи, их величие – просто в спорте или в жизни в целом – нигде не зафиксировались. Это трагедия. Мартин Лютер Кинг тогда проповедовал о силе разума, о воле, о характере – но всё это не доходило до меня. В 2008-м на ESPN вышел фильм «Чёрная магия» – о том времени, о «чёрных» колледжах, о том, какой вклад мы, чёрные баскетболисты, внесли в развитие игры, как мы двигали её вперёд. В том числе там говорится и обо мне. Я очень благодарен людям, которые наконец-то сняли такой фильм. Мы были тогда настоящими иконами в игре, но наши достижения до сих пор никак не отмечены ни в NCAA, ни в НБА. А ведь мы того заслуживаем. В этом фильме рассказывается о людях, которые творили настоящий баскетбол, о том, как туго им приходилось в те времена. Наконец-то о них услышали всю правду».

Кирклэнд прав. О тех днях ходит много легенд, и о самом Пи Уи – тоже. Ну, например, что в своём последнем сезоне за «Норфолк» он сделал всего две потери – за весь сезон. Поверить в такое практически невозможно, но и проверить этот миф и опровергнуть его тоже никак не получится – за неимением отчётов о матчах…

Весной 69-о в жизни Кирклэнда произошло судьбоносное для многих студентов-баскетболистов событие – для многих, но не для Пи Уи. А ведь оно могло бы многое, если не всё, изменить. 7-о апреля его выбрали на драфте «Чикаго Буллз» – и он отправился в тренировочный лагерь.

«Буллз» открывают тренировочный лагерь для новичков в четверг». Особое внимание обратите на первое имя в списке – Норман Ван Лир. И не только потому, что он был единственным из многочисленного отряда новобранцев, кто смог стать в лиге весьма заметной величиной, но и потому, что между этим человеком и Пи Уи (который идёт третьим снизу) разгорятся в лагере нешуточные страсти, а кое-кто даже говорит – мордасти...

С высоты сегодняшнего дня кажется, что альянс между Кирклэндом и «Быками» изначально не имел особых шансов на счастливый финал. Во всяком случае, уже уезжая в Чикаго, Пи Уи был далёк от позитивного настроя – он чувствовал себя, как сказал бы Фёдор Михайлович Достоевский, «униженным и оскорблённым». Дело в том, что «Чикаго» взяли его лишь под… 172-м номером в 13-м раунде. Пи Уи был разочарован, обижен и зол на столь низкую позицию. Впрочем, такое падение легко объяснимо. В конце 60-х такая штука, как скаутинг, и сама по себе-то не то, чтобы находилась уж совсем в зачаточном состоянии, но была ещё слишком молода, переживала этап становления – и впереди её ждал нескончаемый путь эволюции. И свою роль при этом сыграл всё тот же фактор – совершенная безвестность, анонимность CIAA и всего, что в ней творилось. Когда в NCAA появлялся кто-то вроде Джаббара, которого, как уже говорилось, выбрали на том же драфте под 1-м номером «Милуоки», то о таком корифее знали, конечно, все – за ним пристально следили с первого и до последнего матча за колледж. CIAA – совсем другое дело. Ребята, игравшие там, такие, как Пи Уи, как правило, и уходили в поздних раундах, и исключения вроде Эрла Монро или Клео Хилла можно пересчитать по пальцам одной руки. С выходцами из «чёрных» колледжей обычно происходила следующая история: кто-то из штаба команд, которые их выбирали, что-то о них слышал краем уха из третьих рук, что-то знал, их кто-то рекомендовал, расписывая, какой это игрочище, при этом чего-то похожего на драфт-комбайны и уорк-ауты, естественно, им никто не устраивал – хорошо, если генеральные и тренеры видели хотя бы пару их игр воочию. Поэтому выбор осуществлялся если уж и не совсем наугад, то близко к тому: говорят, этот парень неплох; о`кей, возьмём его, а там будет видно; может, и впрямь из него чего-нибудь да получится, ну, а если и не получится – то и ладно, фиг с ним, авось, потратить 100-200-й пик не жалко, так что мы ничем не рискуем. И, несмотря на все свои личные достижения, несмотря на результаты команды, Пи Уи продолжал оставаться звездой сугубо местного разлива. Того же Роберта Дэндриджа «Бакс» забрали только под 45-м номером. Но легче Пи Уи от этого не становилось.

С другой стороны, он прибыл в лагерь, собираясь показать и доказать всем на свете, как в нём ошибались.

И он это сделал. С первых же тренировочных «драчек» Рик продемонстрировал, чего он стоит на самом деле. Те, кто был очевидцем его дебютных тренировок в стане «Быков», рассказывают, что руководство команды было поражено его мастерством и тем, какой же бриллиант они откопали нежданно-негаданно для самих себя. О многом говорит следующий факт. На том же драфте «Чикаго» выбрали под общим 34-м номером Норма Ван Лира – ещё одного разыгрывающего, с которым и конкурировал за место в составе Кирклэнд. И многие вспоминают, что в этой битве новичков Пи Уи выглядел предпочтительнее – причём гораздо предпочтительнее. Стоит прибавить, что сам Ван Лир был далеко не посредственностью в НБА – впоследствии он трижды участвовал в All-Star Game и на протяжении восьми(!) сезонов подряд входил в первые и вторые пятёрки лиги по игре в защите (и ещё один раз – в символическую вторую пятёрку НБА по итогам сезона 73-74). И всё же Пи Уи его явно переигрывал – даже сам Ван Лир в одном из интервью в начале 2000-х, вроде бы, это признал.

Но вдруг картина стала меняться. Несмотря на то, что Рик всех потряс своей игрой, с определённого момента он стал замечать, что тренер «Чикаго» Дик Мотта отводит ему на площадке всё меньше и меньше времени. Пи Уи с удивлением обнаружил, что Мотта делает ставку на Ван Лира, превосходство над которым он вроде бы уже доказал, а самого Рика задвигает всё дальше и дальше на лавку. Кирклэнд не мог понять, почему такое происходит – и это раздражало его ещё сильнее. В конце концов он вообще почти перестал появляться на паркете. Теперь он уже по-настоящему разозлился. Мне приходилось читать, что на одной из тренировок он даже подрался с Ван Лиром – но это, скорее всего, просто выдумка. По крайней мере, сам Пи Уи об этом никогда не рассказывал. Но отношения между ними были, конечно, те ещё, и лишний раз оставлять их наедине не стоило, поэтому в лагере их разделили, и они встречались только на площадке. Сам Рик, кажется, так и затаил обиду в сердце за тот эпизод с Ван Лиром на всю жизнь. Во всяком случае, он не стеснялся в выражениях касательно Норма, говоря очень обидные для того вещи: «Пи Уи Кирклэнд всегда был на самом верху, он никогда не был где-то посередине – в любом штате, на любом побережье. И они собирались мне доказать, что я должен сидеть на скамейке за кем-то, кто даже не может вести толком мяч левой рукой, кто играл слабее, чем некоторые ребята из гетто, которых я знал? Сидеть за спиной парня, который даже не может ходить и жевать жвачку одновременно? Это вывело меня из себя» (напомню, что этот «парень» три раза играл в All-Star Game и имел на своём счету немало всяческих других достижений).

Пи Уи свойственно высказываться о людях жёстко, нередко – излишне жёстко. Но в случае с Ван Лиром всё ещё хуже - он откровенно необъективен и здорово перегибает палку. Послушать Пи Уи - так можно подумать, что Норм вообще был никчёмной деревяшкой, а это совсем не так. Да, конечно, «супер-пупер» – это не про Ван Лира, но в 70-х он был вполне себе состоявшейся, настоящей звездой – безо всяких оговорок. А уж для болельщиков «Чикаго» Норм и вовсе олицетворял тогда того, кого принято называть «душой и сердцем команды». И, к слову, мяч левой рукой водил – и очень даже сносно, пусть и не с таким виртуозным мастерством, как сам Кирклэнд. Конечно, для людей вроде Рика – насквозь пропитанных духом Ракер-парка - такое уничижительное отношение к сопернику норма, и поиздеваться над ним не только непосредственно на площадке, но и на словах – милое дело, но с Нормом он явно неправ... С другой стороны, на что был бы способен в НБА сам Пи Уи, если он выглядел заметно сильнее ставшего звездой Ван Лира (а это действительно подтверждают те, кто видел их в тренировочном лагере) – остаётся только догадываться...

Наверняка в том тренировочном лагере с лица Дика Мотты не сходило такое вот выражение...

В общем, так или иначе, до драки между ними, насколько я знаю, не дошло. Зато совершенно точно известно, что Пи Уи в конце концов сорвался, пошёл в кабинет к Мотте и… горячие головы и любители сенсаций говорят, что и тренера Кирклэнд тоже, конечно, побил, но уж этого-то точно не было. Просто Рик предъявил ему ультиматум, который был сформулирован примерно в следующем виде: «Эй, чувак, если ты не видишь, что я лучше, тогда сходи к окулисту и выпиши у него очки!» Мотте это, ясное дело, не понравилось, и он ответил Кирклэнду в том же духе – и тоже на повышенных тонах. Так что они там хорошо друг на друга поорали, спустили пар, и… Рик, как ни странно, остался в команде (хотя нередко можно прочитать, что как раз после конфликта с тренером он и уехал из «Чикаго»).

«Быки» предложили ему контракт – на два года, по пятнадцать тысяч долларов за сезон. И вот здесь-то…

И вот здесь-то мне придётся заняться таким нехорошим делом, как подсчёт денег в чужом (кирклэндовском) кармане. Но без этого никак не обойтись, потому что только так станет понятно, какими глазами смотрел на предложение «Буллз» Пи Уи.

«Я не мог стать «респектабельным» – в том смысле, в каком это слово понимают большинство людей. Потому что я был чёрным. Получалось, что, с одной стороны, я был богатым, у меня были деньги, много денег, я был на вершине, а с другой – оставался в то же самое время на дне. Но меня это не волновало, мне было всё равно. Я был кумиром для своих ровесников».

Внешность, конечно, штука страшно обманчивая. Но всё-таки, скажи мне кто-нибудь, что этот молодой человек – один из главных гангстеров Гарлема, я бы сильно засомневался. Ну, правда, Пи Уи здесь вполне смахивает на какого-нибудь благовоспитанного и прилежного студента, день за днём грызущего гранит науки. Ну, что тут можно прибавить? Всё то же: внешность, конечно, штука страшно обманчивая...

Пи Уи говорит правду – ему не нужно было играть в НБА, чтобы стать известным. Ему даже не нужен был для этого баскетбол. Он был легендой Ракер-парка – но в другом качестве у него была уже куда более громкая слава, выходившая далеко за пределы Гарлема и даже всего Нью-Йорка. К тому времени он стал одним из настоящих «отцов» городского криминала, одним из лидеров организованной преступности в Нью-Йорке.

Его приятель, Джо Хэммонд, входивший в число самых известных наркоторговцев в Гарлеме, с которым они иногда вели дела совместно («Джо, его дядя Вилли и ещё несколько человек составляли группу, которая держала обширный район между 95-й и 155-й улицами. Иногда к ним присоединялся и я, и мы работали вместе. У нас были тысячи клиентов»), считал себя богатейшим человеком, и имел на то полное право: «Я торговал наркотиками, играл в баскетбол, играл в кости с десяти лет, и к пятнадцати годам у меня уже было пятнадцать тысяч долларов, спрятанных в отцовской квартире, и ещё пятьдесят – на счету в банке, тоже открытом на имя отца. На тот момент, когда «Лэйкерс» предложили свой контракт, в моей собственной квартире в разных местах было рассовано двести тысяч в общей сложности. Я делал тысячи долларов в год, продавая марихуану и героин. Я в те дни был совладельцем ночного клуба, у меня были две квартиры и ещё – частный дом. Вы хотите знать, как ох…льно богат я был? У меня были две обалденно крутых тачки – при том, что я вообще-то и водить даже не умел».

Так вот, по масштабам деятельности Разрушитель по сравнению с Пи Уи был мелкой сошкой.

За то время, которое Рик провёл в «Киттрелле» и «Норфолке», в его жизни многое поменялось. Теперь он уже не был членом молодёжной банды. Он познакомился с самыми известными гарлемскими гангстерами: Ники Барнсом по прозвищу «Господин Неприкасамый» и Фрэнком Лукасом (так и хочется спросить: когда он только всё успевал?) И если с Барнсом всё, по сути дела, этим знакомством и ограничилось, то с Лукасом Пи Уи сошёлся действительно близко и, в общем-то, на определённом этапе стал его партнёром по бизнесу, ну, и какое-то время они, можно сказать, даже приятельствовали (Лукас – один из наиболее одиозных криминальных авторитетов США, который во время войны во Вьетнаме, по его же собственным словам, транспортировал наркотики в страну в гробах погибших американских солдат и делал на этом по миллиону долларов в день; на фактах именно его биографии основан фильм «Гангстер» с Дензелом Вашингтоном и Расселом Кроу в главных ролях). Лукас отзывался о совместной «работе» с Кирклэндом так: «Всё, что бы ни делал Пи Уи, он делал хорошо. Он был суперзвездой – везде, в любом деле. Вот такой он парень». О том, насколько значим был в криминальной иерархии города Рик, говорит хотя бы то, что известный писатель Рон Чепесьюк посвятил ему в своей книге «Гангстеры Гарлема» целую отдельную главу – наряду с тем же Лукасом.

Фрэнка Лукаса в интервью часто спрашивают о Кирклэнде, и он отвечает: «Чё? Играли ли мы с Пи Уи в баскетбол? Не-е-е, мы с Пи Уи в баскетбол не играли, мы с ним в совсем другие игры играли, занимались совсем другими делами...»

Кирклэнд снова вплотную занялся наркотиками. Я не имею в виду, конечно, что он сел на дурь – нет, для таких глупостей Пи Уи всегда был слишком умным и расчётливым человеком. Нет, он вернулся к наркоторговле – в куда больших масштабах, чем когда-либо ранее. Рику не приходилось самому продавать дурь, как Разрушителю – на него работала целая сеть мелких драгдилеров; всё, что он делал – это указывал пальцем и говорил им, когда, где и с кем должна состояться очередная сделка, и сколько при этом наркоты нужно толкнуть. Небольшая армия громил занималась другой работой – вроде ограблений тех же ювелирных магазинов и тому подобного. Несколько человек сосредоточились на куда более тонком деле – они осуществляли хитрые финансовые махинации в банках или просто отмывали деньги. Да много, кто там был. Наверное, только сам Пи Уи и знал, сколько же всего людей на него работает – и чем все они заняты; не уверен, что ФБР до конца раскопало все его делишки – так их было много... И все преступные нити вели на самый верх, все контакты замыкались на одном человеке, который стоял во главе этой криминальной пирамиды – Ричарде Кирклэнде.

Майк Холломан, учитель одной из начальных школ в Гарлеме, знавал Рика в те времена, и вот что он рассказывает: «Знаете, как у нас тогда говорили люди? Пи Уи Кирклэнд – это криминал, а криминал – это Пи Уи Кирклэнд. Ему не нужно было присоединяться ни к какой банде. У него у самого была банда, и были парни, которые никому бы не позволили и пальцем его тронуть. Даже самые крутые ребята в Гарлеме – ребята, которых все вокруг боялись – отдавали должное Пи Уи Кирклэнду. Я сейчас говорю не просто об уважении – они, эти ребята, выплачивали Пи Уи долю с каждого своего дела. Так что можете представить сами, какая слава у него была тогда в Гарлеме».

А уж если считать деньги – так тут Джо Хэммонд и вовсе был по отношению к Рику просто нищебродом.

Конечно, я не готов утверждать с уверенностью, что Кирклэнд был в те дни гораздо богаче игроков НБА –любых, включая самых-самых высокооплачиваемых суперзвёзд. Но совсем не удивлюсь, если так оно и было. Очень даже возможно, что в его огромном особняке на Лонг-Айленде в туалетах стояли позолоченные унитазы с инкрустацией из его любимых драгоценных камней на крышках – этому я бы тоже не удивился.

Джо хвастался, что к пятнадцати годам у него было 65 тысяч. Пи Уи в том же возрасте уже был владельцем нескольких «Роллс-Ройсов».      

«Когда я приехал в лагерь «Чикаго», моя жизнь уже была похожа на голливудское кино. Я ездил на дорогущем «Роллс-Ройсе» ещё до того, как вышел «Хлопок прибывает в Гарлем» (фильм 70-о года – смешение боевика и комедии; быстро завоевал статус культового. Одна из первых и главных картин в жанре blaxploitation («блэксплойтэйшен») – в двух словах: «фильмы, снятые чёрными для чёрных». Как правило, их сюжеты строились на жизни, протекающей в гетто, поэтому и главные герои картин этого направления сплошь криминальные элементы или полицейские).

Я подтягивался на игры в Ракере на этом «Роллс-Ройсе» – и потом уезжал на нём домой. Я заказывал чартерные автобусные рейсы, чтобы они доставляли всех желающих на вечеринки в моём особняке на Лонг-Айленде. Я просто хотел, чтобы люди могли выбраться из гетто и почувствовать вкус другой, хорошей жизни – хотя бы ненадолго. В этом особняке у меня было двадцать шесть комнат и лифт, на котором можно было подняться из кухни прямо в спальню. Ну и, понимаете, когда у вас всё это появляется, то у вас просыпается желание показать другим людям, которых вы знаете с детства, что беспросветная бедность – это ещё не всё, есть в этом мире и другие вещи. Перед одним из боёв Мохаммеда Али я купил 500 билетов по пять сотен долларов каждый – на самые лучшие места. Потом я заказал несколько чартерных самолётов, чтобы люди могли без проблем добраться до города, где проводился бой, и снял два этажа из трёх в самой лучшей, элитной гостинице. Другой бой проходил в Атланте, и мы отправились в путь на 25-и самых крутых, самых обалденных автомобилях. И все эти машины до единой были моими. Я был единственным человеком, который покупал в автосалонах Калифорнии шикарные экзотические тачки за наличные. Все – от первой до последней. Никаких там кредитов, рассрочек. Все – за живые деньги. «Феррари», «Мазерати», самые-самые крутые «Мерседесы»… У меня был тогда один друг из евреев, и он привил мне эту любовь к роскошным автомобилям. И ещё помог войти мне в мир антикваров, и я стал работать ещё и с предметами старины. Так что я вкладывал свои деньги с умом». Действительно, поле его деятельности не ограничивалось наркотиками – он учился с толком инвестировать финансы, например, в ценные бумаги. «Банком Гарлема» его прозвали уже достаточно давно – ещё когда он состоял в той банде с Билли Блэйзом и выдавал кредиты, но теперь это прозвище подходило ему даже в гораздо большей степени, чем раньше. Он изобретал новые способы для отмывания денег или просто переводил их в офшоры.

При всём при этом Рик уже начал задумываться – а куда это может его завести? «Понимаете, я уже отлично знал в то время, что иду по неправильному пути, и то, что я делаю – это плохо. Но преступная жизнь – она, как зыбучие пески; стоит вам попасть в этот круговорот – и из него уже почти невозможно выбраться. Улицы похожи на монстра, понимаете, что я имею в виду? Они – словно вакуум, понимаете? Засасывают вас. И выживают там только по-настоящему сильные. Да, я продавал наркотики, грабил ювелирные магазины. Я давал деньги под проценты – и выбивал их из должников, когда они не являлись в назначенный день. Я вёл тот самый образ жизни, который сегодня называют «гангстерским». Да, я был парнем, который постоянно таскает под шубой пару пушек. И я понимал, что это – не самый лучший способ подняться на вершину, но разве у меня был выбор? Когда ты ещё слишком молод, и у тебя сразу же появляется очень много денег – начинаешь воспринимать окружающий мир неправильно».

По собственному признанию Пи Уи, он и сам не знал точно, сколько же у него было тогда денег: «Много, очень много – вот всё, что я могу вам сказать».

Под его шиншилловой шубой пряталась кобура с пистолетом: «Но я почти никогда им не пользовался». Рик использовал своё обаяние, свою харизму, да ту же баскетбольную магию, которую он творил в Ракере, чтобы завоевать в глазах многих гарлемских обывателей репутацию «местного Робин Гуда». И, уж если говорить до конца объективно – она, эта репутация, во многих случаях действительно была заслуженной. И сейчас в Гарлеме живут люди, которые могут вам рассказать следующее: «Слушайте, я был на грани! Меня хотели выселять из дома – мне нечем было платить! И не к кому обратиться! Тогда я пошёл к Пи Уи Кирклэнду, сказал ему: так и так, и он сунул руку в карман, достал оттуда 4 или 5 тысяч баксов и отдал их мне! Вот так! Он жизнь мне спас!» Или: «У меня сгорел дом! Нам с семьёй негде было жить! Мы оказались на улице – зимой! Провели с детьми несколько дней прямо на снегу! И все наши родственники были такими же бедными – откуда нам было взять денег? Дети заболели, нам стало совсем невмоготу! И тогда я обратился к Кирклэнду. Он послушал, а потом взял из ящика стола бумажник и бросил его мне! И ещё сказал: «Об этих деньгах не заботься – можешь не возвращать!» Вы представляете? Да он стал для моих детей как бы вторым отцом! Если бы не он – их бы, наверное, уже и на свете не было!» А раньше людей с такими историями было гораздо больше…

Он начал задумываться, что неплохо было бы как-то легализовать свою деятельность – хотя бы частично, и стал первым (и единственным) афроамериканцем в Гарлеме, который открыл собственный ювелирный магазин. Это было фантастикой…

Можно ещё долго рассказывать о том, насколько же богат был Кирклэнд, но, думаю, и этого хватит. Но ещё об одном, конечно, стоит упомянуть особо…

Дело в том, что Рик оказывал влияние не только непосредственно на баскетбол своими кроссоверами, спин-мувами и так далее – он задавал стиль, был его законодателем: «Я вёл тот образ жизни, который сейчас воспевают и пропагандируют эти рэперы в своих песнях, о котором они мечтают сегодня – уже тогда, в 60-х годах. Всем хотелось одеваться так, как одевался Пи Уи Кирклэнд, иметь такую же походку и манеры, как у Пи Уи Кирклэнда, развлекаться с такими женщинами, с какими развлекался Пи Уи Кирклэнд. Можно сказать, что это просто стало распространяться по улицам Гарлема – а потом и остального Нью-Йорка». Это – совсем не преувеличение, и не пустой трёп. Он действительно стоял у истоков целого направления в моде, а ведь моду считают одной из составляющих общечеловеческой культуры. Уже упоминавшийся товарищ Пи Уи по «Норфолку», преподобный Бернард Брэнч так и говорил: «Я всегда удивлялся: как это он всё время умудряется так хорошо одеваться и так круто выглядеть».

В США есть такой журнал «F.E.D.S.» Он откровенно рассказывает в том числе и о самых неприглядных и теневых сторонах уличной жизни и потому нередко несёт ярко выраженную криминальную окраску и выходит с предупреждением «Подлежит родительскому контролю». Собственно, и название-то его расшифровывается, как «Finally Every Dimension of the Streets». Внизу каждой обложки раскрывается его содержание: «Осуждённые хастлеры / Уличные хулиганы / Мода / Спорт / Музыка / Кино». Главным героем одного из выпусков как раз стал Пи Уи.

На обложке – его фотография. Он – на пике своей криминальной карьеры, в самом расцвете. Большое афро на голове, улыбка... На нём – ярко-белый смокинг, чёрный галстук-бабочка, белоснежная рубашка, поверх которой на груди висит ожерелье, усыпанное драгоценными камнями и заканчивающееся кулоном, украшенным бриллиантами и рубинами.

Тот самый номер...

Внутри журнала – ещё одно фото Пи Уи. Он снова улыбается. На нём шляпа с узкими полями, аккуратные вмятины на тулье, белая атласная лента. Шляпа лихо заломлена на сторону, как у героя какого-нибудь вестерна. Пиджак в красно-белую клетку. Яркие цвета оттеняет треугольник чёрного платка, высовывающийся на пару дюймов из нагрудного кармана. На чёрной водолазке – две белых буквы одна над другой, больших, чтобы всем было видно, с кем они имеют дело: «P» и «K». Правой рукой он жмёт руку какого-то своего «коллеги» по криминальному бизнесу, левая покоится на бедре. Она придерживает откинутую полу пиджака. На всеобщее обозрение выставлены мизинец, на котором надет роскошный перстень, и часы, ремешок которых отделан теми же драгоценными камнями, да с таким искусством, что за подобную работу было бы не стыдно и самому Фаберже.

Пи Уи на гребне своей криминальной волны...

Через пару страниц – ещё одна фотография. Столь же колоритная. Одна рука лежит на талии ослепительной девушки, а другой он обнимает ещё одну красотку. Шляпа надета всё так же набекрень, на одно ухо, проницательный взгляд обращён куда-то налево. И, судя по всему, то, что Пи Уи там видит, очень ему нравится – во всяком случае, он опять улыбается широкой белозубой улыбкой.

И снова – фото Пи Уи. Он сидит на капоте здоровенного коричневого кабриолета «Мерседес». Он снова разодет в пух и прах. Рубашка с расстёгнутым воротом, над которым вьётся что-то вроде шейного платка с россыпью неизменных драгоценных камней. Стильная итальянская кожаная куртка с эполетами на плечах, в правой руке – баскетбольный мяч.

На обложке журнала написано: «Пи Уи Кирклэнд. Один из богатейших нью-йоркских экс-наркоторговцев, а по совместительству – легенда уличного баскетбола, объявляет о своей отставке: почему игра с наркотиками закончена». До этого события ещё много-много лет. А пока… «Да уж, на этих фотографиях я знаю только одно: я крутой.  Я очень, очень крутой. И даже не догадываюсь, что всё, что меня окружает – это кора. Я сижу на коре, я одет в эту кору, и в голове у меня – тоже кора». Но в те годы он совсем не считал всё это шелухой…

И ещё несколько образчиков стиля от Ричарда Кирклэнда – без лишних комментариев...

... а вот на этом фото уже стоит остановиться поподробнее. И снова немножко посчитать чужих денег. Пи Уи здесь – в самом зените своей преступной славы. Шик, блеск, красота... А если сказать: кричащая безвкусица и вульгарщина – наверное, тоже будет правильно. Жаль, что Пи Уи ещё не нацепил свой чёрный галстук с монограммой «P K», который стоил 70 тысяч долларов (по ценам того времени, естественно – на сколько бы он потянул сегодня, не знаю) – потому что эти буквы тоже были выложены драгоценными камнями. Но и без него есть, на что посмотреть. На правом мизинце – изумруд в 15 карат, на левом – в 17. Ну, а эта штуковина на левой руке Пи Уи... даже не знаю, как её назвать... браслет – не браслет... в общем, эта фиговина, эта «ручная корона» одного из владык Гарлема (если приглядеться, то на ней можно различить его прозвище: «Пи Уи») оценивалась тогда в 373 тысячи. Блин, да на все эти деньги, которые стоил прикид Кирклэнда – включая одежду, украшения и всякие прочие аксессуары – наверное, жители нескольких районов Гарлема могли бы безбедно существовать лет пять, а то и больше...

Тогда большинство его так и воспринимало: «очень, очень крутой чувак». Многие пытались скопировать не только игровой почерк Кирклэнда, но и его стиль в одежде. В интервью Slam сам он скажет: «Да, я знаю, что мне подражали и на площадке, и за её пределами. Наверное, потому, что и в моей игре, и во внешнем виде было что-то такое, что-то новое, необычное».

Уолт Фрэйзер слыл в те годы главным модником-щёголем-денди в НБА – ну, или просто самым выпендрючим стилягой-пижоном. Он и сегодня уделяет своему имиджу очень много внимания, и, когда читаешь с ним какие-нибудь интервью, порой начинает казаться, что Клайд любит поговорить об одежде не меньше, чем о баскетболе, а может, даже и больше. Так вот, Уолт даже не отрицает, что свой стиль, за которым пристально следила вся лига, он попросту спёр у Кирклэнда. Тот приходил несколько раз на матчи «Никс» в компании с Фрэнком Лукасом и целой стаей роскошных девиц и неизменно приковывал к себе взгляды всего «Мэдисон Сквер Гардена», в том числе и самих игроков, а особенно Фрэйзера. Все эти длинные пальто, ещё более длинные шубы (не просто до пола, до пят, а такие, что Пи Уи впору было нанимать пару человек, чтобы они, словно средневековые пажи из королевской свиты, тащили полу мантии одного из монархов Гарлема), здоровенные подплечники, шляпы-федоры с широкими полями, надетые набекрень, алые атласные лацканы пиджаков, воротники пике, надвинутый капюшон, естественное афро – и всё это ярких-ярких цветов – всё это, по признанию Фрэйзера, просто околдовывало его. До такой степени, что он решил во что бы то ни стало выглядеть так же. Впрочем, Фрэйзер, как уже говорилось, был такой далеко не один…

Ну, а вот это – уже высокая мода от Уолта Клайда Фрэйзера. Никого не напоминает?..

И вот Пи Уи беседует с руководством «Буллз» – и сам не знает, смеяться ему или плакать: «Они предложили мне пятнадцать тысяч за сезон. Мне хотелось встать и сказать им: ребята, я вот сейчас сижу тут перед вами, и у меня в кармане, в штанах, лежат пятнадцать тысяч – я их с собой просто так захватил, на всякий случай, типа – на карманные расходы. И как мне всерьёз относиться к тому, что вы предлагаете?» Он считал, что заслуживает не меньше, чем зарабатывают те, кого можно было назвать лидерами тогдашних «Буллз» – Боб Уайсс, Джерри Слоун, Клем Хаскинс и Чет Уокер.

Отсюда и пошло расхожее мнение, что Пи Уи, как и Джо Хэммонд годом позже, выбирая между возможностью играть в НБА и продолжать заколачивать бешеные деньги на улице, остановился на втором варианте. Во многом это соответствует действительности, но считать так могут лишь люди, знакомые с историей Рика в общих чертах. Потому что на самом деле там всё было не так просто…

Газетчики, как это часто бывает, бежали впереди паровоза: никакого контракта с «Буллз» Кирклэнд так и не подписал...

Кстати, когда пишут о переговорах руководства «Чикаго» с Пи Уи, почему-то говорят о 30-и и даже 40-а тысячах за сезон. Откуда взялись эти цифры – совершенно непонятно. Потому что на самом-то деле «Буллз» предлагали ещё более смешную для Пи Уи сумму – 15 тысяч, как и видно из этого бланка контракта.

Опять же, многие говорят, что он уехал сразу после этих неудачных переговоров. Но и это тоже неправильно. Он всё-таки любил баскетбол куда больше Разрушителя, а потому в команде остался. Из слов Кирклэнда можно понять, что, даже несмотря на столь мизерную для него сумму, он, прежде чем принимать какое-нибудь решение окончательно, по крайней мере, хорошенько подумал бы. И, если бы ему отвели в команде ту роль, на которую он сам рассчитывал и которой он был достоин, может быть, он и подписал бы тот контракт. В конце концов, он уже очень удачно вложил кучу денег и мог позволить себе не заморачиваться по этому поводу (хотя, конечно, далеко не факт, что у него хватило бы духу отказаться от соблазнов улицы, даже если бы в «Чикаго» согласились принять все его условия). Поэтому он продолжил бороться за место в составе.

Но ничего не поменялось. Рик по-прежнему чувствовал, что Мотта явно относится к нему необъективно, и всё так же никак не мог понять, почему такое творится. «Я думал, что причина этой предвзятости в том, что меня выбрали под 172-м номером, а Ван Лира – под 34-м. Но всё равно – всё это выглядело очень странно, ведь я был лучше – вам любой это скажет, кто был тогда в лагере». Помог случай, который открыл ему глаза на происходящее. Однажды он выходил из раздевалки и ненароком услышал разговор между главным тренером и его ассистентами. Предметом этого разговора был он сам, поэтому Пи Уи остановился и навострил уши. И вот что до них долетело: «Послушайте, этот Кирклэнд очень талантливый игрок, просто невероятно талантливый, кто же спорит? Но вы уверены, что, если ему что-нибудь вдруг не понравится во время игры, он просто не уйдёт с площадки и не натворит вокруг глупостей, а?» После этого Мотта изобразил пистолетные выстрелы. Преступная слава Ричарда Кирклэнда докатилась и до Чикаго, и, конечно, сыграла для него недобрую службу. Тренерский штаб «Быков» всерьёз опасался неприятностей от такого человека в команде – и их действительно легко понять. Чего можно ждать от бандита, пусть и такого талантливого? Вот именно тогда-то, подслушав этот разговор, Пи Уи осознал, что за «Чикаго» ему не играть, быстренько собрал вещички и укатил обратно в свой Гарлем, где он был царём и богом. «Этот эпизод опустил меня на грешную землю. Наверное, впервые за всё время я понял, что вы не можете вести двойную жизнь. Вы не можете быть успешным и в криминальной, и в обычной, нормальной жизни».

Так что там много чего сошлось воедино: деньги, репутация Пи Уи, ситуация с Моттой и Ван Лиром (впрочем, сам Ван Лир в «Чикаго» тоже не задержался: перед началом регулярки его обменяли в «Цинциннати», откуда его ещё через пару сезонов снова трэйданули – обратно в «Буллз», и свои лучшие годы в лиге, на которые пришлись те самые All-Star Game, Норм провёл всё-таки за «Быков»). И так он снова оказался на улицах, где мог наварить за день 40 тысяч долларов – больше, чем «Быки» предлагали ему за два года. «Чувствую ли я обиду и горечь от того, как всё случилось с возможностью играть в НБА? Ну, не знаю, не сказал бы… По-настоящему грустно мне становится от мысли, как далеко я мог бы пойти…»

Но, независимо от того, сколько денег он зарабатывал на улицах, Кирклэнд не мог оставаться вне любимой игры. Пи Уи присоединился к «Милбэнку» – легендарной гарлемской команде, собранной из лучших местных игроков. Он возобновил своё противостояние не на жизнь, а на смерть с Нэйтом Арчибальдом, о котором сам Крошка говорил: «Лично для меня это было чем-то гораздо большим, чем просто «парень из «Бостон Селтикс» играет против ребят из «Милбэнка». Это выглядело совсем по-другому: Крошка Арчибальд, который вырос в этом городе, играет против Пи Уи Кирклэнда и Джо Хэммонда, которые тоже выросли в этом городе. У них было полным-полно своих болельщиков, которых они приводили на трибуны, а у меня – своих, которые приходили в парк за мной. И я каждый раз должен был доказывать, что являюсь грозной силой для этих парней. Мне посчастливилось родиться в Нью-Йорке – ведь это дало мне возможность играть против таких ребят, как Пи Уи Кирклэнд, Джо Хэммонд и Эрл Мэниголт. У меня была карьера в НБА, но те мои опыты и эксперименты на уличных площадках я тоже расцениваю, как часть своей профессиональной карьеры – только она приходилась на лето». Я уже говорил о том, что, вернувшись в Ракер, Рик трижды подряд становился самым результативным игроком турнира. И ещё раз могу повторить – это просто феноменально, учитывая, какие люди играли тогда в парке. Конкуренция зашкаливала; тогда, в конце 60-х – начале 70-х, многие игры в Ракере по накалу и по уровню индивидуального мастерства их участников не уступали матчам НБА и АБА, и это не преувеличение.

Самое-самое начало 70-х. Ракер-парк. На первом плане – совсем молодой Разрушитель, чуть сзади – Пи Уи.

Он был одним из тех, кого считали лицом парка, его иконой – и его это вполне устраивало: «Если бы я не играл в Ракере, то, конечно, чувствовал бы, что мой талант пропадает впустую. Но я играл там – играл против лучших парней своего времени. В 60-х и начале 70-х в Ракер каждое лето как раз наезжали профи в больших количествах, включая и настоящих звёзд. Там играли Уиллис Рид, Джулиус Ирвинг, Нэйт Арчибальд, Эрл Монро, Боб Лав… Да много, кто там появлялся – список можно ещё долго продолжать; тот же Чарли Скотт, к примеру... Ребята, которые играли за «Никс» уже несколько сезонов и на лето оставались в Нью-Йорке, знали, чего от нас стоит ожидать и на что мы способны. Интереснее всего было наблюдать за реакцией новичков, которых только-только выбрали на драфте, или тех, кто специально приезжал по выходным из других городов, чтобы сразиться с нами. И вот ходят эти ребята перед матчем, разминаются, и вид у них такой уверенный – мол, мы порвём этих местных на мелкие кусочки! Чуть ли не плюют в нашу сторону. И вот начинается игра, и выражение на лицах у них меняется, как в калейдоскопе. Проходит минута – и на них написано: «Ого, а эти чуваки, оказывается, кое-чего умеют в баскетболе…» Проходит пять минут: «Вау, они, кажется, играют не хуже нас!» Проходит десять: «Блин, мы проигрываем!» И на перерыв они уходят уже с совсем другим настроением: «Нас несут по кочкам! Чё, вообще, тут творится? Куда мы попали? Когда это закончится?» Эти минуты в Ракере превращались для них в настоящую шоковую терапию, потому что они осознавали – они, профессионалы, из сильнейших команд НБА, столкнулись здесь с кем-то, кто не только не уступает им в игровых навыках, но часто и превосходит! Для них это становилось откровением – и очень жестоким, надо сказать. Я помню, как к нам приехал Уолт Фрэйзер, весь такой из себя крутой, всё выпендривался – типа, вот он я какой. И попал под такую раздачу, что ему хватило одного раза – всё, больше мы его в парке не видели».

Он выдавал свои спектакли, которые навсегда оставались в памяти видевших их, и был доволен жизнью.

«Ракер-парк… С парком связано столько воспоминаний… Люди приходили туда, чтобы полностью отдаться игре. Пусть они сидели на трибунах, но мысленно они были на площадке – без остатка. Они просто теряли над собой контроль. Кое-кто из болельщиков настолько погружался в игру, что потом, когда всё заканчивалось, никак не мог вспомнить, где же он припарковал свою машину. Он искал её, а сам всё продолжал обсуждать матч… Столько историй... И не всегда приличных. Например, как-то один парень обмочился, прямо сидя на трибуне. Я не знаю точно, конечно, что там с ним было – может, дело в слабом мочевом пузыре, может, он просто был пьян вдрызг, но факт остаётся фактом – что-то на площадке впечатлило его так, что он обдулся под себя, не вставая с места... Один раз я убрал соперника кроссовером особенно эффектно – тот упал на задницу – и услышал такой крик, что даже удивился: выглядело здорово, конечно, но раньше такой реакции эти трюки всё-таки не вызывали. И только пару секунд спустя понял, в чём дело: один пацан, сидевший на дереве рядом с площадкой, пришёл от моего финта в такой восторг, что не удержался и грохнулся вниз. Вот публика так и заревела... Тот, старый Ракер-парк был совершенно феноменальным местом – сегодня вы такого и в помине нигде не увидите.

Болельщики в Ракере были уникальны – они понимали игру, как ни в каком другом месте. Вы не могли достичь успеха в Ракере, стать крутым парнем, если были неполноценным игроком. Я имею в виду, что, если вы были одномерным игроком, умели в игре что-то одно, пусть и на самом высоком уровне – то в Ракер вам лучше было не соваться, это было неправильное место для вас, чтобы играть. Там собирались универсалы. Если вы таким не были – в парке вас просто заклевали бы. Ракер каждую минуту, каждую секунду бросал вам вызов – всем вашим навыкам в целом и по отдельности.

Бог творит легенды, Бог создаёт эпохи. И это была настоящая «золотая эра» Ракера, поэтому о ней столько и говорят до сих пор. Я слышал от разных людей что-то вроде «эра Пи Уи Кирклэнда создала Ракер», «эра Доктора Джея создала Ракер» и так далее – но это не так. Да, хотя я три года подряд становился лучшим снайпером на турнирах в Ракере, в том числе – дважды, когда там уже играл Джулиус Ирвинг, я готов засвидетельствовать: Доктор поднял парк на новый уровень. Но прокладывали путь, ковали величие Ракера другие ребята, понимаете? Фредди Кроуфорд, например, или Брюс Спрэггинс, Конни Ястреб Хоукинс, или Хэм – Джон Уильямс, или Клинтон – Клинтон Робертс, или такие волшебники, как Пабло Робертсон. Они заложили основы, а мы шли по их следам. Другим – и мне в том числе – просто повезло, что мы смогли стать частью той эпохи в истории парка и всего баскетбола, о которой люди говорят и пишут до сих пор. Та эра дала Гарлему больше баскетболистов, чем какая-либо другая. Но ни в коем случае люди не должны думать, что это мы создали величие Ракера. Мы этого не делали. Уж если на то пошло, это Господь Бог создал это величие, когда надоумил и благословил Холкомба Ракера на то, чтобы он открыл этот парк». 

Воспоминания о его игре в Ракер-парке действительно долетают до сегодняшнего дня, подобно отдалённому эху. «Вы можете слышать обо мне: он делал то, он делал это – но прелесть Ракера в том, что вы уже никогда не сможете проверить все эти рассказы. Но они передаются из уст в уста. Ещё есть люди, которые видели всё это своими глазами. Есть люди, которые видели настоящий Ракер, и традиции и обычаи того, подлинного Ракер-парка уже навсегда остались в их памяти. История Ракера – это нечто особенное, не то, к чему все привыкли, потому что она – не записанная, но рассказанная. Истина отпечатывается в памяти людей». Да, былинные сказы о Пи Уи Кирклэнде и впрямь передаются от одного к другому – и исходят они от людей, которые ещё детьми видели, как он играл, или от его современников, которые становились звёздами НБА.

Тогда-то его и увидел впервые Питер Векси (смотри «Указатель имён»), который только недавно сам появился в парке. И Кирклэнд произвёл на него, как и на других, неизгладимое впечатление – начиная с того, как он подкатывал к Ракеру на своих «Роллс-Ройсах», продолжая игрой и заканчивая кое-чем ещё, о чём я скажу чуть ниже.

«Знаете, он действительно просто потряс меня – сразу же. За мою команду играл Чарли Скотт (на тот момент – уже чемпион Олимпийских игр-68 в Мехико, а в ближайшем будущем – лучший новичок сезона в АБА и один из лучших скореров этой лиги, пятикратный участник All-Star Game АБА и НБА, чемпион-76 в составе «Бостона» – и это далеко не все достижения Скотта). И этот парень, которого я видел впервые в жизни, переигрывал Скотта. Забрасывал под любым углом к кольцу…» То, что Векси не знал, кто же это выделывает перед ним такие кунштюки с мячом и превращает профессиональных игроков в клоунов, объясняется всё теми же простыми причинами: долгое время слава Пи Уи, как игрока, не выходила за пределы сообщества уличного баскетбола.

«Когда он в очередной раз одурачил Чарли, спокойно прошёл к щиту и набрал лёгкие очки, я спросил сидящего рядом Батча Перселла: «Слушай, Батч, кто этот засранец, мать его? Я видел, как он приехал в парк с какой-то обалденно красивой девчонкой. На сутенёра смахивает...» «На сутенёра, говоришь? – Батч посмотрел на меня и покачал головой. – Запомни, это Пи Уи Кирклэнд – крутой наркодилер и великий игрок в одном флаконе. Знаешь, он играл вместе с Бобом Дэндриджем в колледже и наводил с ним на пару шороху по всей CIAA, потом его задрафтовали «Быки», но он не остался в Чикаго, потому что здесь он делает куда больше денег… Смотри, мой тебе совет – не вздумай шутить с этим парнем!» Тут уж я повернулся к Батчу, увидел по его лицу, что он серьёзен, как никогда, снова взглянул на Кирклэнда и говорю: «Ага, ясно, понял, не дурак. Да я ему вообще ни одного слова не скажу!»

Однако Векси пришлось прервать свой обет молчания – и уже весьма скоро. Он говорит, что у него просто не было другого выбора…

Чёрные автомобили Пи Уи тоже уважал. При взгляде на это фото становится ещё яснее, кому же подражал Уолт Фрэйзер...

«В те дни, о которых мы сейчас вспоминаем, Пи Уи Кирклэнд был тем ещё говнюком. Ладно, если уж на то пошло, я считал его самым большим говнюком в Нью-Йорке. Он сидел на скамейке, когда ему давали передохнуть во время игр, и безостановочно орал этот свой трэш. Но это-то ещё ерунда: все в парке кричали друг другу такое, что у впервые попавшего в Ракер человека уши в трубочку сворачивались, так что в этом не было ничего особенного.

Но вдобавок к этому он всё время таскал с собой какую-то сумку – совсем маленькую. Он каждый раз приходил с ней в парк и, прежде чем ступить на площадку, эдак, знаете, нарочито бережно клал её на скамейку. Ну, поначалу-то меня это не беспокоило, но потом я заинтересовался, чего же он в ней носит, и спросил об этом Батча Перселла. Батч взглянул на меня, как на идиота, усмехнулся и говорит: «Ты чё, правда до сих пор не в курсе? Ну, ты даёшь! Да он в ней пушку таскает!» Ого! Вот это ни хрена себе! Так, значит, когда я стою лицом к площадке, сзади меня лежит пистолет, а передо мной носится туда-сюда его хозяин?! А потом, когда он присаживается на лавку, у меня за спиной, получается, и пушка, и её владелец?! Нет, я, конечно, никогда не слышал, чтобы Пи Уи хоть раз кому-нибудь угрожал или, уж тем более, использовал оружие по назначению. Но хотел бы я посмотреть на человека, который будет спокойно себя чувствовать, когда за спиной у него сидит парень с пушкой! Да кто его знает, чего там ему в голову взбредёт?! Ну, и когда я об этом услышал, я всегда соглашался с Пи Уи и поддакивал ему, если на площадке возникала какая-нибудь конфликтная ситуация. Ну, например, когда ему казалось, что кто-то из моей команды сфолил, и парни начинали с ним спорить, я сразу же подавал голос: «Эй, ребята, ребята! Я как раз смотрел сейчас за вами, и ты, Пи Уи, пожалуй, прав – там точно был на тебе фол!» Или: «Тихо-тихо! Мне отсюда было отлично всё видно! Пи Уи, ты верно говоришь – мяч ушёл от нашего!» А что оставалось делать? К трэштокингу можно привыкнуть, на него можно не обращать внимания, а вот о пушке за спиной не забудешь ни на секунду (как здесь не вспомнить о том, что Дик Мотта изображал пистолетные выстрелы в том разговоре, который подслушал Рик, выходя из раздевалки; видимо, до тренера «Чикаго» дошли слухи, что в Нью-Йорке у его потенциального подопечного была малоприятная привычка заявляться на игры со стволом…)

Но если говорить именно об их игровых качествах, то Пи Уи Кирклэнд и Джо Хэммонд легко стали бы звёздами в профессионалах. Я в этом ни на секунду не сомневаюсь – как и любой, кто видел их в игре. Говорят, что Пи Уи мог играть и классического плэймэйкера, но в парке я практически всегда видел его в другой роли – чистого скорера. Гэйл Гудрич был тогда одним из немногих, кто умел бросать с дриблинга – и во многом запомнился и прославился именно благодаря этому; так вот, Пи Уи превосходно делал то же самое в те дни, по крайней мере, не хуже. Он мог создавать себе возможность для броска – и ни на секунду не закрывал рот, из которого так и лился трэш. Я больше за всю свою жизнь такого не слышал – ни от кого и никогда, а уж я-то много чего понаслушался. Да уж, он умел играть».

Векси вообще ставит Кирклэнда, как игрока, очень высоко. Как и Нэйт Арчибальд, Векси говорит, что Пи Уи выше (не по росту, а по уровню игры, ясное дело) всех уличных баскетболистов. Однажды Питера спросили, кто – Эрл Мэниголт или Джо Хэммонд – вышел бы победителем, если бы они сошлись в игре один-на-один, и кого из них он взял бы в свою команду, если бы у него была такая возможность? Векси ответил, не раздумывая: «Пи Уи Кирклэнда. Я бы взял Пи Уи Кирклэнда. Один-на-один он бы уделал обоих: и Разрушителя, и Козла». А Векси – это такой человек, от чьего мнения никак не отмахнёшься; тем более, когда речь заходит о Ракер-парке…

Пи Уи стал одним из главных действующих лиц величайшей игры в истории уличного баскетбола – когда его «Милбэнк» сошёлся с командой Векси «Уэстсайдерз». Подробнее о том матче я уже рассказывал в истории Джо Хэммонда, так что повторяться не буду. Тем более, что здесь Пи Уи довольно сильно не повезло. Ему противостоял его частый оппонент – Чарли Скотт. И, по воспоминаниям очевидцев, действительно неплохо разбирающихся в баскетболе, их дуэль стала бы истинным украшением любого матча. Олли Тэйлор, который провёл четыре сезона в АБА в начале 70-х (и часто играл в Ракере), говорит: «О, да, я запомнил тот их поединок. У Пи Уи была в Гарлеме такая репутация – о-го-го! Когда они играли за одну команду вместе с Джо Хэммондом – о-о-о, это было что-то! Я не знаю, кто первым сделал аллей-уп, но первый настоящий аллей-уп в своей жизни я увидел именно в исполнении этих ребят. Они поставили его на поток! Пи Уи накидывал – Джо забивал. Они чувствовали друг друга спиной на площадке... И вот Рик снова встретился с Чарли».

Противостояние с Чарли Скоттом для самого Пи Уи и близко не было настолько принципиальным, как с Крошкой Арчибальдом. Но вот для Скотта оно выходило далеко за рамки самой игры...

Здесь стоит сказать, что у Пи Уи и Скотта разгорелась настоящая конкуренция, которая не ограничивалась игровой площадкой. Рассказывает Питер Векси: «В парке царила эта особая атмосфера. Ну, там появлялись парни вроде Флая Уильямса, Джо Хэммонда или Марвина Барнса. У них был такой стиль: они подъезжают на дорогой машине, вылезают из неё в длинной норковой шубе даже летом, флиртуют с самыми красивыми женщинами, бряцают драгоценностями – и всё в том же роде. И самым-самым здесь был Пи Уи Кирклэнд. Откровенно говоря, профи им здорово завидовали в этом плане. Особенно Чарли Скотт, который тоже любил до жути такие штучки. И вот как-то раз он заявляется на игру на роскошном кабриолете-кадиллаке с красоткой на переднем сиденье. Он остановился у пожарного гидранта и вышел из машины. Он ничуть не беспокоился о том, что с ней может что-нибудь случиться – все знали, что здесь паркуется Чарли Скотт. Вокруг кабриолета, как обычно, сразу собралась толпа местных ребятишек. И они его спрашивают:

– Чарли, Чарли, сколько это стоит?

– Двадцать тысяч долларов, – отвечает он с таким гордым видом. И каждый сразу:

– Вау, двадцать кусков! Ух ты, двадцатник отвалил! – а один мальчуган добавляет:

– Б…ь, Чарли, ты мог бы купить на эти деньги целый вертолёт!

Я подхожу к нему и говорю: «Чарли, твой контракт с «Вирджинией» (команда АБА) тянет максимум на тридцать тысяч. Ты что, все накопления на эту тачку угрохал?» А он мне: «Тихо ты, тихо! Это я у друга выпросил на один день, специально, чтобы повыпендриваться перед Пи Уи!» Вот такое у них было соперничество. Но, стоит добавить, никто и никогда не осмеливался занимать место, на котором парковался перед Ракером Пи Уи. А там можно было бы поставить три машины».

Снова говорит Олли Тэйлор: «В Пи Уи было всего-то где-то 182 см (в разных источниках указываются цифры на 2-5 см больше – или, наоборот, на пару см меньше), а в Скотте – около 198 (на самом деле – чуть меньше). Часто так выходило, что матч, в котором они участвовали, превращался в сражение один-на-один между ними – потому что мы, все остальные, как бы просто отходили в сторонку и смотрели, как они там воюют между собой. Чарли двигался так быстро, словно у него тоже только 180 см. Так что играть против него было для Пи Уи удовольствием ниже среднего. Но и сам Скотт не мог ничего поделать с Кирклэндом. Это было тем ещё зрелищем. Вот, представьте: Скотт расхаживает по площадке, разогревается, делает всякие там упражнения на растяжку и тому подобные штуки, а в это время к парку подруливает на своём белоснежном «Роллс-ройсе»» Кирклэнд. Он вылезает оттуда под рёв толпы – в каком-нибудь сомбреро ядовитого цвета, чуть ли не в шубе, у которой с каждого рукава свисает по целой лисице. И на хрену он видал весь этот разогрев! Пока Скотт продолжает свою разминку, Пи Уи устраивается на скамейке и спокойно за этим наблюдает, а на каждом колене у него сидит по длинноногой красотке. А потом Рик просто выходит на игру – и накидывает через Чарли 40 очков!»

Итак, очередная дуэль Кирклэнда и Скотта стала бы украшением любого матча – любого, но только не того, о котором идёт речь. Потому что в перерыве в парке наконец-то появился Джо Разрушитель Хэммонд, который опоздал и пропустил всю первую половину игры. И устроил на пару с Доком Ирвингом такую знатную перестрелку, что матч превратился в их бенефис: всё остальное  было отодвинуто на задний план и забыто, даже битва Кирклэнда и Скотта, а всю славу забрали себе Доктор и Разрушитель…

Тем не менее, тот легендарный матч прославил Хэммонда и Кирклэнда больше прежнего. И интерес к ним со стороны команд НБА и АБА тоже возрос. Хэммонду предложили контракт «Лэйкерс», а Пи Уи… К сожалению, шанса доказать на деле, кем бы он стал на профессиональном уровне, Кирклэнду больше не представилось. Хотя возможности такие были – но этому помешали, скажем так, обстоятельства…

Знающие люди продолжали следить за успехами Кирклэнда на уличных площадках. Так, к нему обращались с предложением «Сан-Диего Рокетс» из АБА, но он даже не стал рассматривать этот вариант всерьёз. Предложение было достаточно заманчивым для подавляющего большинства баскетболистов – но только не для Пи Уи. Ещё одним из таких знающих людей был Ред Хольцман – главный тренер «Никс». Он вышел на Кирклэнда и пригласил его на тренировку с последующим предложением контракта. Можно встретить упоминания о том, что у Пи Уи нашёлся в «Никс» рекомендатель – Эрл Монро. Мол, это именно Чёрный Иисус замолвил словечко за старого приятеля-соперника и обратил на него внимание Хольцмана. Но, хотя у Кирклэнда и Монро и впрямь отличные отношения, такое вряд ли было возможно – по той причине, что Эрл появился в команде в ноябре 71-о, когда сам Пи Уи был уже совсем в другом месте. Просто слава Рика в те годы в Нью-Йорке была столь велика, что руководство «Никс», конечно же, никак не могло не обратить на него внимания.

Так или иначе, вот этим-то шансом Рик заинтересовался: по крайней мере, он успел согласиться и определиться со временем и местом смотрин (хотя кто-то говорит, что и приглашение Хольцмана Пи Уи тоже проигнорировал). Но тут… тут впору вспомнить тот эпизод из «Мимино»:

– Ну, тогда вам надо было прийти хотя бы три дня тому назад.

– Три дня тому назад я не мог. Я сидел в тюрьме.

– Где?!

– В Бутырской. На втором этаже, в восьмой камере.

В назначенный день Рик на просмотр не явился. Хольцман стал наводить справки, почему его не было, и получил на свои запросы следующий ответ: «А он не мог. Его арестовали. Он в тюрьме сидит…»

Пи Уи любил баскетбол. Очень любил. Как говорил он сам – любил больше, чем что-либо другое. Но даже ради него он не готов был оставить свои зыбучие пески…     

Жизнь вторая.

Уголовник. Баскетболист. Проповедник. Гуру. Тренер. Философ. Магистр. «Профессор». Спаситель душ и жизней.

…Пи Уи мрачно взирал на ворота тюрьмы, в которой ему предстояло провести следующие годы, и под аккомпанемент проливного дождя, который уже давно вымочил его до нитки и, кажется, и не собирался прекращаться, прокручивал в голове события последних месяцев. На нём был стальной ошейник (блин, как же мешается эта фигня, когда захочешь повернуть голову!), на ногах – кандалы, руки за спиной – в наручниках…  

В 1971-м Пи Уи был осуждён в Бостоне по обвинению в сговоре с целью нарушения антинаркотического законодательства. За этой сухой формулировкой стоял ни много ни мало 15-летний срок (правда, сюда же входили ещё и обвинения в хранении оружия и препятствовании в отправлении правосудия). Согласно обвинительному акту, «мистер Кирклэнд присутствовал при эпизоде продажи наркотиков, произошедшем в автомобиле последней модели, который был припаркован в одном из районов Бостона». Потом выяснилось, что  Рика сдали полиции конкуренты.

О Пи Уи выходило в те дни много статей с названиями вроде этого: «Звезда уличных площадок Нью-Йорка 60-х потерял правильную дорогу» – ну, и тому подобные...

Пи Уи доказывал, что первый раз оказался в Бостоне, когда его привезли сюда, в зал суда, а до того он никогда в жизни в этом городе не был. Однако судьи ему не поверили. Он охотно признавал, что совершил за свою жизнь десятки, сотни преступлений, но именно в этом-то, в котором его обвиняют сегодня, совершенно неповинен. Он клялся, божился, что вообще в тот день у бабушки был, чай пил! Но судьи не вняли – и отправили его в такое место, где, как сказал сам Ричард, он остался наедине со своей гордыней, и всё, что он мог делать – это пытаться продолжать быть человеком.

«Когда я попал в тюрьму – а это была тюрьма особо строгого, максимально строгого режима – ко мне туда сразу приехал Рыжий Диллан, один из главных гангстеров Нью-Йорка, и он кое-что сказал мне. Услышав его, я просто поразился – речь Рыжего практически слово в слово повторяла то, чему учил меня когда-то Билли Блэйз: «Ну, парень, у тебя горячее сердце, и мы твёрдо уверены, по крайней мере, в одном: ты никого из нас никогда не заложишь». Они знали, что я не буду трепать языком. И они были правы. Потом, уже несколько лет спустя, я услышал одну вещь, которая меня очень сильно удивила. Ники Барнса считали самым крутым гангстером в Гарлеме, во всём Нью-Йорке. А когда его арестовали – он сразу же стал сотрудничать со следствием. Поразительно. Все те, кто работал на него, кто служил ему, были сильными людьми. Никто из них не открыл рот, никто не проявил слабости. А Ники Барнс, который был на самом верху, оказался слабым человеком! Вроде бы, он был выше их всех – а на деле он оказался слабаком, стукачом! Сначала он отдавал своим ребятам приказы – и они выполняли всю грязную работу, а потом взял – и просто сдал больше сотни своих же парней полиции, чтобы спасти шкуру! Он разрушил много жизней. Это заставило меня о многом задуматься...».

Тюрьма особо строгого режима, о которой говорит Кирклэнд – это пенсильванский «Льюисбург» (совсем незадолго до того, как туда попал Пи Уи, чуть ли не за несколько дней, «Льюисбург» покинул самый известный его «жилец» – Джон Готти, он же «Тефлоновый Дон», будущий босс семьи Гамбино, один из самых влиятельных мафиози в истории).

Вообще-то Пи Уи не любит рассказывать о тюрьме – наверное, как и любой человек, который нашёл в себе силы вернуться после отсидки к нормальной жизни: «В любом случае, вам очень трудно будет понять, что такое тюрьма, если сами вы там никогда не сидели». Он немногословен: «О, Господи, чему я там научился – так это бороться со своим страхом, управлять им. Половина ребят в «Льюисбурге» носили с собой заточки. Там, на койках в камерах, были, знаете, такие металлические рейки. И вот они их отрывали и затачивали особым образом так, что эти рейки получались острее любых охотничьих ножей. И, если ты свернул не в тот коридор, посмотрел на кого-нибудь не так, или просто задремал в камере не вовремя – Господь милосердный, спаси твою душу…»

И, стоило такому человеку там оказаться, у заключённых сама собой возникла мысль: нам обязательно нужно организовать свою баскетбольную команду. Правда, эта задумка особого энтузиазма у самого Пи Уи на первых порах не вызвала: «Когда я только об этом услышал, я совсем не хотел играть. Во многом из-за того, что не относился серьёзно к такому вот турниру в каталажке. Ну, и не буду вилять и лукавить, и признаюсь честно: я опасался за себя. Вы сами понимаете: тюрьма – она и есть тюрьма, тут собираются люди с разным прошлым. Есть вполне нормальные ребята, которые и попали-то сюда, можно сказать, по недоразумению, но ведь есть и такие, для кого убить человека – раз плюнуть. И я не знал, как такие парни отнесутся к малышу вроде меня на площадке».

Поэтому Пи Уи пообещал, пользуясь своим авторитетом, помочь сотоварищам в создании команды, но сам в ней играть не собирался. Но это оказалось очень непростым делом. Ему пришлось использовать всю свою изворотливость, всю природную хитрость, весь свой немалый дар убеждения, когда он уговаривал чиновников департамента тюремных команд (а есть и такой), чтобы они позволили уголовникам из «Льюисбурга» выступать в Антрацитовой баскетбольной лиге, в состав которой входили такие же сборные заключённых из разных тюрем (приходилось читать даже о том, что эта лига якобы носила полупрофессиональный статус). Его усилия не пропали даром: разрешение было получено.

Кирклэнду удалось сколотить очень крепкую и сплочённую команду из осуждённых. И, когда очередной турнир Антрацитовой лиги стартовал, он, конечно же, не смог удержаться – и стал главным действующим лицом на площадках. «Я не планировал участвовать в матчах. Но, когда я оказался сам вовлечён в игру, то увидел собственными глазами, как наши победы действуют на моих партнёров, как они их меняют. Тюрьма отняла у них всё – но игра позволяла им найти применение своим талантам. Знаете, для заключённых баскетбол являлся самым лучшим лекарством, лучшей терапией, какую только можно себе представить. Ребятам действительно стало куда легче отбывать срок. Это давало такой позитивный заряд – ничего подобного раньше в тюрьме не было. Они и сами ощутили разницу, почувствовали себя лучше. Игра здорово скрашивала им отсидку. Первое, что делает тюрьма с человеком – это даёт почувствовать ему себя неудачником. И потом это ощущение уже не проходит, пока ты за решёткой. Поэтому игра за «Льюисбург Хиллтопперс» была для меня чем-то гораздо большим, чем просто набор очков и непрекращающаяся череда побед. Я собрал тринадцать ребят, которые уже совсем потеряли веру в себя и не имели никаких надежд на будущее, и предложил им что-то, к чему они могли стремиться, нечто, ради чего стоило прикладывать усилия, кое-что, чем можно было бы гордиться…»

Солнечный день, в руке – мяч, подмышкой – приёмник... Кажется, что Пи Уи где-нибудь на игровой площадке кампуса...

... но нет, это совсем не студенческий городок. И высокие стены на заднем плане – это стены тюрьмы.

И вот человек, который собирал тысячи поклонников в Ракер-парке, стал лидером «Льюисбург Хиллтопперс», как назвали свою новообразованную команду сами заключённые, и превратился в «тюремного Чемберлена». Легенда Пи Уи продолжала жить за мощными тюремными стенами – и в каком-то роде даже росла. Пи Уи продолжал процветать – так, словно никуда и не уходил с городских площадок.

В некоторых книжках можно прочитать, что в одном из матчей, где Рик набрал 100 очков, ему противостоял Уоли Джонс – чемпион НБА 67-о года в составе «Филадельфии». Но при этом совсем непонятно, каким ветром того могло занести в состав соперников «Льюисбурга»: Уоли-то всегда вёл добропорядочный образ жизни и в тюрьме не сидел. Если только «Хиллтопперс» разрешили сыграть с какой-нибудь командой, за которую выступали обычные, законопослушные граждане, но это выглядит как-то уж совсем маловероятно. В общем, как говорится в таких случаях, за что купил, за то и продаю: вполне возможно, что эпизод с Джонсом – лишь красивая байка, ни имеющая ни малейшего отношения к реальности. Куда более правдоподобной выглядит версия о том, что оппонентом Пи Уи был Аллен Скип Уайз, отыгравший пару матчей в АБА за «Сан-Антонио», потому что Аллен как раз тоже сидел в тюрьме за наркотики (правда, насколько можно судить - на несколько лет позже). Так или иначе, сотня очков – это уже никакая не байка, а чистая правда…

«Я терпеть не могу говорить об этом. Я ненавижу признаваться в этом даже самому себе, но, с другой стороны, себя и не обманешь: я никогда не играл лучше, чем в тюрьме. Я добавил в свою игру новые измерения. Мне уже не дали бы здесь пройти к кольцу так, как я делал это раньше. Да, это была реально атлетичная игра – далеко за пределами всего того, что я делал на уличных площадках. Там, какой бы жёсткой игра ни была, всё равно нет такой мысли, что, мол, твоя жизнь – в твоих собственных руках. А когда мы играли в тюрьме, так оно всё и было. Вы проходите к кольцу, делаете то, что привыкли делать – и быстро понимаете, что многие ваши приёмы тут просто не работают, потому что нет никаких свистков, а против вас защищаются всеми средствами. Нет, конечно, в парке тоже играли парни, про которых все знали: от них можно ждать какой-нибудь грубости. Но грубость бывает разная. Там тебя могли толкнуть в спину, могли выставить локоть, когда ты идёшь к кольцу; да, там была жёсткая, нередко – грубая, но не подлая игра. А в тюрьме иногда на площадку выходили ребята, которые себя и так-то не контролировали, а уж попав за решётку, они начинали считать, что им и вовсе нечего терять. И я сейчас говорю совсем не о том, что вам могли сильно наступить на ногу на первом шаге, или наоборот – не убрать свою, когда вы опускаетесь на паркет после прыжка. Нет, в тюрьме, стоило вам расслабиться – и вам могли со спины так «опустить почки», или так засадить по печени, что ещё долго после этого казалось, что внутри всё взорвалось, и вы были не в состоянии вдохнуть воздух полной грудью. Но это, в общем-то, тоже ещё несмертельно, так, типа угрозы на будущее: мол, подумай в следующий раз хорошенько, прежде чем выставлять меня на посмешище – будет ещё хуже. Иногда всё происходило безо всяких предупреждений. Один раз я видел, как молодому парню со всего маху въехали в колено так, что нога вывернулась и выгнулась в обратную сторону. А в самом колене полетело всё, что там только есть: порвались связки, лопнули сухожилия, сломалась чашечка... В общем, самые-самые лучшие доктора в мире уже не смогли бы его собрать. Бедолага, наверное, до сих пор передвигается с палкой, а может, и на костылях... И, когда такое случается прямо на ваших глазах, вы начинаете задумываться: «Блин! В следующий раз, когда я сунусь под щит, тот здоровый парень под ним меня точно убьёт! Или, в лучшем случае, в лазарет отправит…» Поэтому я начал усиленно отрабатывать свой джамп-шот, хотя он и раньше был неплох – я не хотел лишний раз рисковать и лезть под кольцо».

В финале мюнхенской Олимпиады-72 сборная Советского Союза победила американцев, и Рик в интервью прямо из тюрьмы шутливо предложил: «Эй, если вам нужно будет обыграть в следующий раз русских – обращайтесь, звоните!» (дабы меня не обвинили в великодержавности и ещё в какой-нибудь чуши в том же роде, оговорюсь, что это – буквальная цитата из интервью Пи Уи, и он, конечно, не знал, что в том составе сборной СССР были белорус, два грузина, казах, литовец, пятеро русских и два украинца, как не знали этого в те годы, впрочем, подавляющее большинство американцев; для них все были «русскими»). А потом, когда беседовал с журналистом одной из нью-йоркских газет, уже совершенно серьёзно сказал: «Послушайте, речь не только обо мне. Здесь, в тюрьмах, есть целая куча парней, которые играют в баскетбол так же круто, как и я, просто они выросли на улицах, и у них никогда не было шанса показать себя всем. Я нисколько не шучу, когда говорю это».

В 74-м он набирал в среднем по 70 очков за игру. Матч между «Льюисбургом» и командой «Литовского клуба» закончился со счётом 228:47 в пользу «Хиллтопперс», а сам Пи Уи набрал в нём 135 очков. Естественно, к европейской стране соперники «Льюисбурга» никакого отношения не имели, и почему они так назывались, я, честно говоря, даже не знаю; на самом же деле они представляли тюрьму, расположенную в крошечном городишке Шамокин в той же Пенсильвании, то есть это было такое вот своеобразное дерби. Так что Кирклэнд даже в тюрьме ухитрялся оставаться на виду. Понятное дело, что, когда речь идёт о мастере, подобном Пи Уи, конечно, нельзя относиться к этим достижениям в тюремной лиге всерьёз, да и вообще, вряд ли эти сотни очков можно считать достижениями, но Рик выдавал такие шоу, что за ним внимательно следили СМИ. «Philadelphia Inquirer» напечатала по этому поводу статью, озаглавленную вопросом: «Кирклэнд – новый Чемберлен?», в котором звучала и ирония, но слышался и отзвук ревности. Впрочем, слава о нём не ограничивалась пределами штата, в котором располагалась тюрьма. «Washington Post» посвятила той же теме публикацию, название которой на русский лучше всего будет перевести, как «Вынос тела «Льюисбургом». Да много кто писал тогда о тюремно-баскетбольных подвигах Кирклэнда…

Я уже давным-давно далёк от того, чтобы как-то преклоняться перед американским образом жизни или идеализировать его. Но, когда речь заходит о подобных вещах, за державу становится обидно. Просто в очередной раз осознаёшь, насколько меньше у нас любят спорт, или, правильнее, пожалуй, будет сказать по-другому: насколько же принципиально разное отношение к спорту у нас и в США. Ну разве стали бы у нас СМИ как-то освещать ход какого-то там турнира среди тюремных команд? Впрочем, конечно, и освещать-то нечего, потому что чего-то подобного Антрацитовой лиге у нас и в помине нет, и, надо думать, вряд ли когда появится... Ясное дело, что такое внимание к ней было приковано, прежде всего, благодаря самой личности Пи Уи и его феерической игре, но посмотрите сами, сколько об этом писали в газетах. И это – лишь малая часть...

Баскетбол сослужил ему добрую службу: как и в случае с Джо Хэммондом, талант здорово поднял его статус среди остальных заключённых: «Конечно, это, скажем так, сильно повысило мои шансы на выживание. Ну, во всяком случае, за пределами игровых площадок…» Он снова стал играть роль эдакого «Робин Гуда» – теперь уже в тюрьме: «В тюрьмах у осуждённых ведь тоже есть свои – неофициальные – органы власти, свои судьи. Вот меня и выбрали таким судьёй, который разбирает конфликты и споры между уголовниками. Как раз в то время там вспыхнула война за сферы влияния. Да-да, в тюрьмах такое тоже бывает». Некоторые его «компаньоны» по «Льюисбургу» вспоминают Пи Уи с большой благодарностью: «В тюрьме сильный жрёт слабого. Всё время идёт настоящая охота на тех, кто не может постоять за себя. Когда Пи Уи стал судьёй, у него появилась возможность хоть иногда помочь тем, кого пытались сожрать самые-самые отморозки, заступиться за них – и он это делал».

А сам Кирклэнд всё больше и больше задумывался о причинах, которые привели его сюда: «Я начал вести криминальную жизнь в одиннадцать или двенадцать лет. Я видел в этом единственный способ для того, чтобы обеспечить свою семью, дать ей будущее. И помню, что уже позже, в «Льюисбурге», я часто по ночам размышлял об этом. И единственной мыслью, которая оправдывала меня в собственных глазах, была: ну, вы знаете, по крайней мере, сотворив всё это, я могу быть уверен, что мой ребёнок уже не должен будет задумываться о преступной жизни, как делал это я, я дал ему всё необходимое, и он не пойдёт по неверному пути и не станет гангстером. Мне пришлось как-то приспосабливаться к окружающему миру, и я делал это так, как считал нужным. Я ведь был совсем молодым парнем. Когда всё, что вы видите каждый день – это бедность без конца, вас окружают сплошь неудачники, вы начинаете от этого уставать, и не хотите стать одним из них. И, в конце концов, вы убеждаете себя, что криминальная жизнь может вас поднять наверх, и оно того стоит – вести такой образ жизни. Но, когда вы оглядываетесь назад, вы понимаете: нет, ни хрена оно этого не стоит».

Судьи позже смягчили приговор – теперь он должен был провести в тюрьме 10 лет. Но в итоге вышел уже через 4 года по условно-досрочному освобождению.

День, когда он покидал тюрьму в 1975-м, стал для «Льюисбурга» целым событием. За это время Пи Уи успел превратиться во всеми уважаемого человека. И вот он шёл в своей норковой шубе по дорожке, а заключённые висели на оконных решётках, просовывали через них руки, насколько это было возможно, чтобы помахать ему на прощание, орали во всё горло и желали ему всяческих успехов на воле… Сонни Лемон, который какое-то время делил камеру с Риком, вспоминает: «О, Боже! Он выглядел на миллион долларов! Не, ну мы, конечно, знали, что Пи Уи – крутой, очень крутой кент, но всё равно, когда увидели его, как он там идёт – о-о-о!.. В этой своей шубе – а его ждёт «Бентли!» Вау!.. Он сделал жизнь в тюрьме лёгкой для меня. Тюрьма была сказкой, когда мы сидели вместе! День, когда он вышел, был для всех нас очень особенным. И, когда его больше уже не было рядом, все страхи и волнения вернулись…»

Продолжение следует...

В процессе работы над материалом использована книга Рэндалла Робинсона «The Reckoning»