«Мне не забыть часы, которые я в слезах провела в раздевалке». Серена Уильямс – об умении прощать

«Мы были изгоями.

В 2001 году я приехала в Индиан-Уэллс за титулом. Я была готова. Но не к тому, что произошло в финале. Трибуны начали гудеть и улюлюкать, как только я появилась на корте. В полуфинале я должна была играть в сестрой, но Винус снялась из-за тендинита. Это, очевидно, очень разозлило болельщиков. Для нас с Винус честь всегда была превыше всего. Так что обвинения в том, что наши матчи игрались неспортивно, глубоко нас ранили. Последовавшие за ними расистские выпады были еще более обидны, болезненны и несправедливы. На одном из моих любимых турниров, в игре, которую я любила всей душой, я вдруг почувствовала себя чужой, одинокой и напуганной.

Даже лучшие спортсмены мира, сколько бы они ни тренировались и какую бы внешнюю уверенность ни источали, сомневаются в себе. У всех есть внутренний голос, который говорит, что они недостаточно хороши. Мне повезло: какой бы страх в меня ни закрадывался, мое желание победить всегда сильнее.

После того, как меня освистали в Индиан-Уэллсе – освистал, казалось, весь мир, – этот голос сомнения в моей голове обрел реальные очертания. В тот момент я не понимала, что происходит. Но что еще хуже – у меня пропала воля к победе. Это произошло очень быстро.

Этот эпизод долго меня преследовал. Не только меня: и Винус, и всю нашу семью. Но больше всех переживал мой отец. Он всю свою жизнь посвятил тому, чтобы дать нам с Винус невероятное будущее, и ему пришлось сидеть там, смотреть, как его дочь освистывают, и вспоминать собственное детство на Юге.

13 лет спустя после того происшествия я думаю о нем по-другому. Несколько месяцев назад глава российского тенниса Шамиль Тарпищев позволил себе расистские и сексистские высказывания обо мне и Винус, и WTA и USTA мгновенно его наказали. Это напомнило мне, как далеко вперед продвинулся наш спорт, и я вместе с ним.

Я уже много раз думала о возвращении в Индиан-Уэллс, несмотря на то, что не раз говорила, что никогда этого не сделаю. Тогда я действительно в это верила. Признаю, эта перспектива меня пугала. Что, если бы я вышла на корт, и весь стадион снова бы меня освистал? Весь кошмар бы повторился.

Мне не забыть часы, которые я провела в слезах в раздевалке после победы с 2001 году. Как потом я ехала в Лос-Анджелес с ощущением, будто проиграла самый важный бой в своей жизни, – не теннисный, а гораздо более важный – за равенство. Эмоционально было бы легче оставить все как есть. Некоторые говорят, что лучше не возвращаться. Но есть и те, кто считает, что я уже давно должна была вернуться. Я отлично понимаю и тех, и других и с обеими сторонами спорила. Сейчас я просто слушаю свое сердце.

Мне повезло, что на данном этапе моей карьеры мне никому не нужно ничего доказывать. Во мне по-прежнему с избытком драйва, а играется при этом проще. Я играю из любви к игре. И эта любовь помогла мне понять истинный смысл прощения, так что в 2015 году я с гордостью возвращаюсь в Индиан-Уэллс.

Мама научила меня любить и легко прощать. «И когда стоите на молитве, прощайте, если что́ имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши» (Евангелие от Марка, 11:25). И сейчас я верю, что зрители в Индиан-Уэллсе выросли вместе с игрой и знают меня лучше, чем в 2001.

Индиан-Уэллс стал одной из поворотных точек для моей истории, как и я – для него. Теперь у нас будет возможность написать этим историям новое окончание».

Фото: Fotobank/Getty Images Sport/Adam Pretty/Jed Jacobsohn