Люди года. Владимир Быстров

Вообще, вся эта история действительно получилась очень интересной. Она невероятно показательна – хотя и позволяет узнать что-то новое скорее о тех, кто ее обсуждает. Это история о мифах, плотным слоем окутавших российский футбол, о людях, которые давно уже перестали понимать друг друга, потому что говорят о совершенно разных вещах. Что хуже, они подходят к другим с ожиданиями, понятным только им самим.

Сложнее всего обсуждать при этом настоящего Быстрова. Владимир – «вещь в себе», он в некотором смысле целостен и понятен. Его как-то даже странно анализировать вне сугубо футбольного контекста. Десять голов и шесть передач в чемпионате, статус лучшего российского игрока премьер-лиги – вот это не вызывает сомнений. В остальном, пожалуй, никто не скажет о Быстрове лучше Гуса Хиддинка:

«Очевидно, что Быстров за последний год очень вырос. Во-первых, он не боится ответственности. Во-вторых, намного лучше, чем раньше, действует тактически. Он стал очень хорошим профессионалом. Не буду скрывать, что пару лет назад я по его поводу испытывал сомнения. Мы нередко разговаривали, но Володя тогда постоянно был на волне, которую я бы назвал «хи-хи» – «ха-ха». Сейчас он по-прежнему веселится, но умеет четко разделять, когда можно смеяться, а когда наступает время серьезной работы».

В самом деле, Быстров больше не подкладывает булыжники под машину тренера, не надевает милицейские фуражки, а вместо того, чтобы рассказывать, что от книжек у него болят глаза, сообщает, что читает много, причем названия последней книги не скажет, чтобы не пугать журналиста. Но он по-прежнему говорит только о футболе и о своих друзьях, удивительно мало высказываясь по поводу информационного хаоса, разразившегося во время его перехода в «Зенит». Иногда нашим футболистам предъявляют обвинения в недостаточном профессионализме – только вот профессионал до мозга костей почему-то тоже не вызывает восхищения.

Впрочем, Быстров и до этого реагировал на какие-либо выходки фанатов очень легко; такое ощущение, что болельщики лежат несколько вне его зоны восприятия. Приговор Петржелы: «Быстров – не футболист» – полузащитник воспринял куда ближе к сердцу, чем любые баннеры и скандирования. Забить шесть голов в шести матчах в новой команде на фоне массовой травли (слово, кажущееся слишком сильным лишь потому, что Быстров не слишком обратил на нее внимание) – кто еще и когда в футболе демонстрировал такую результативность, когда его освистывали свои же болельщики? Видимо, возвращение к друзьям, дому и рыбалке на речках Ленинградской области значит все-таки гораздо больше, чем скандирования и упражнения в искусстве карикатуры.

Слова, сказанные Быстровым в свое время: «Когда переходил в «Спартак», о том, как ко мне отнесутся, по правде говоря, вообще не задумывался» – могут показаться свидетельством редкостного эгоизма или феноменальной узости кругозора. На самом деле, они говорят в первую очередь о том, что футболисты живут совсем другой жизнью и мыслят не теми категориями, что болельщики, будь те случайными или самыми преданными. В футбольном мире мало кто осуждает Быстрова – этим в основном занимаются те, кто смотрят снаружи, или те, кто давно потерял с этим миром связь. Эти люди кричат «Побеждать нужно красиво!» Эти люди кричат о любви к команде, о ромбиках и звездочках. Заметнее всего, что они кричат.

Некоторым хочется делать из Быстрова Иуду, а то и Иуду в квадрате. Другим – чуть ли не носителя духа «Спартака» (да, есть и такие журналистские мнения). Можно придумать и другие мифы, красивые и объясняющие какую-то часть событий. Сложившаяся вокруг спорта культура и так в основном состоит из мифов, которые охотно подхватываются болельщиками и журналистами. Важно лишь не пытаться силой подогнать реальность под придуманный миф.

Совершенно необязательно делать кумира из каждого хорошего футболиста, экстраполируя их игровые достоинства на всю остальную их жизнь. Это предельно личное дело – называть ли в честь игрока своего сына, вешать ли плакат с ним в кабине грузовика, радоваться ли его голам. Детей не напасешься и места в кабине, в конце концов, если возводить в идолы всех подряд – волей-неволей придется выбирать.

Болельщики научили футболистов целовать эмблему клуба, выражая свою радость, или приветствовать трибуны – легко и приятно делать то, после чего тебя превозносят. Но они не смогут превратить жизнь футболистов в войну, даже если им нравится превращать в войну собственную жизнь. Футбол устроен сложнее. Да, иногда фанаты говорят с гордостью, что настоящий мужчина может менять жен, но останется верен любимой команде – но, простите за прямоту, смена жены может принести куда больше реальных дивидендов. У футболистов же смена команды – естественная и всегда ожидаемая часть жизни.

Впрочем, основные ценности болельщиков обсуждать и осуждать нет смысла. Они, хочется надеяться, не исчезнут. Зато весь этот переход развенчал последние сомнения относительно того, есть ли в России у организованных болельщиков, даже таких сплоченных, как питерские, какие-либо возможности влиять на свой клуб, утверждая, в частности, собственные ценности.

Ответ – нет. Управление клуба от них не зависит, финансы, по большому счету, тоже. Лояльность и поддержка руководство не настолько интересуют, чтобы жертвовать удачно приобретенным многомиллионным активом. Все, что можно было сделать в пределах закона и даже несколько больше, было предпринято. Игрок не поддался, руководители отмахнулись. Фанатам придется приспосабливаться к реальности – либо признав, что их влияние заканчивается баннерами, либо находя какие-то новые способы ведения диалога.

Хотя подобные истории происходили ведь и раньше – впрочем, в футбольном болении, как и вообще в личной жизни, почти невозможно учиться на чужом примере. Католик, бывший игрок и известный болельщик «Селтика» Мо Джонстон вызвал свое в свое время большой скандал, перейдя в «Рейнджерс». Питер Бердсли за свою карьеру умудрился сыграть за «Манчестер Юнайтед», «Манчестер Сити», «Ливерпуль» и «Эвертон». В те времена английские болельщики были, пожалуй, несдержаннее современных российских, а уж влиятельнее они точно были всегда, но в итоге все закончилось тихо и мирно, пусть эти фамилии кто-то и вычеркнул из своей памяти.

Быстров – отличный футболист, и он прибавляет с каждым годом, все больше перерастая имидж бегуна, спотыкающегося о первую ногу вблизи штрафной соперника и разводящего руками, сидя на газоне. Ему определенно нравится играть в футбол и нравится получать за это деньги. Он вернулся домой, потому что ему дорог родной город и люди, живущие в нем. Даже если кто-то считает, что он сукин сын (хотя в Петербурге у этого выражения есть особенный подтекст), то можно ведь и сказать вслед за Рузвельтом: «Зато он наш сукин сын».

Можно и не говорить, конечно. Можно до последнего упиваться своей непримиримостью, чувствуя себя душой и сердцем футбола. Можно апеллировать к Яшину или Нетто, будто не понимая, что такие люди потому и вспоминаются, что они – редкость, и мерить по ним первых попавшихся других бессмысленно. Можно отвергать существующую футбольную реальность, где мало чувств и рыцарства с его преданностью геральдическим эмблемам, зато много бизнес-бюрократии и отдающего иногда бездушием профессионализма. Хотя отвергать реальность, не пытаясь ее изменить – незавидный удел.

Главное – оставаться людьми. И касается это далеко не только одного Владимира Быстрова.